— Что ты там мнешься? Давай выкладывай.
Младший лейтенант, трёт тыльной стороной ладони пересохшие губы:
— Просто хотел спросить, а зачем ты с товарищем майором "шмайссерами" обменялся перед походом?
— Это у нас традиция такая в подразделении. На удачу.
— Понятно, — задумчиво отвечает Павел и отворачивается.
А парень-то не промах! Всё замечает и анализирует. А ведь он, наверняка, отметил, что мы закопали оружие убитых немцев. Ну, на счёт этого легко можно объясниться, это не проблема. Пытаюсь взглянуть на нашу группу со стороны, глазами красноармейцев. Понимаю, что в нашем поведении столько неправильного и вызывающе непонятного для людей нынешнего времени, что впору обращаться в органы НКВД. Так, так. Как вернёмся, сразу поговорю по этому поводу с Новиковым. Красноармейцам нужно объяснить, что наше странное поведение связанно с тем, что мы старательно имитируем поведение настоящих немцев. Такая отмазка должна вполне прокатить.
Чтобы поддержать разговор, да заодно узнать ответ на давно мучавший меня вопрос спрашиваю Котлякова:
— Паша. А почему ты пистолет-пулемет «МП-40» упорно «шмайссером» называешь?
— А как его еще называть? — удивляется младший лейтенант. — Его так с самого начала войны все называют.
— Понятно, — задумчиво произношу я и перебрасываю «шмайссер» на другое плечо.
Колонна медленно вползла на пригорок. Впереди идущий Торопов остановился, поднял руку, хрипло закричал:
— Herr der Unteroffizier! Das Wasser! Das Wasser![1]
Бегу в голову колонны. С бугорка открывается отличный вид на лежащую впереди станицу. Она совсем небольшая, дворов на пятьдесят. Нигде не видно тарелок спутниковых антенн. Не стоят во дворах ржавые «Жигули» и «Москвичи». Нет ни одного обложенного керамическим кирпичом дома. Крытые тёсом курени тесно лепятся к невыносимо прекрасно сверкающему на солнце пруду. Разглядываю станицу в бинокль. Вот дородная женщина в белом платке возится во дворе по хозяйству. Вижу троих стариков степенно сидящих перед большим, покрытым железом куренем. Возле домов носятся пёстрыми точками курицы, важно вышагивают небольшими стайками гуси. Всё спокойно, немцев не видно. Но, к сожалению, я не могу разглядеть дальнюю околицу. Слишком невысок пригорок, на котором мы сейчас стоим. Делать нечего, надо идти. Взмахиваю рукой:
— Вперед! И смотрите мне, чтобы всё было в порядке!
Идти до пруда недалеко, примерно с полкилометра. По правой стороне дороги тянутся заросли камыша-сухостоя. Уже видно, как грунтовка превращается в станичную улочку. В ближайших дворах заходятся свирепым лаем собаки. Проклятье! Как не вовремя! Снимаю автомат с плеча, раскладываю приклад. Входим в станицу. Слышно, как во дворе первого на улице куреня гогочят и хлопают крыльями гуси. Из-за плетня с висящими на нём старыми горшками, высовывается белобрысый паренёк в немецкой форме. В руках винтовка.
— Halt! Wer geht?[2]
По тому, как вздрагивают красноармейцы, понимаю, что фраза произносится по-немецки. Взгляд у парня не злой, скорее любопытный. Мне кажется, что парнишке откровенно интересно. И это есть "гут". Тьфу! То есть хорошо! Ёлки-палки, я уже начал путать дойч с русским…
— Свои! — как можно спокойнее отвечаю я. — Унтер-офицер Вернер Мутц, первый батальон сто двадцать восьмого пехотного полка! Выполняю распоряжение командира батальона по конвоированию пленных в Морозовск.
Молодой немец представляется, оглядывает нашу процессию и удивлённо спрашивает:
— А как вы сюда попали, герр унтер-офицер? Дорога на Морозовск в другой стороне! Заблудились?
Окидываю парня взглядом: явно новобранец, вроде нашего Венцова. На плечах погоны рядового. С ним особо церемонится не стоит. Расправляю плечи, выпячиваю грудь вперед:
— Я с тридцать девятого года на фронте и еще ни разу не заблудился! Воды зашёл набрать, — и после небольшой паузы снисходительно добавляю. — Где ближайший колодец, камрад?
Паренек тушуется, скрывается за забором и выбегает к нам на дорогу, размахивая рукой над головой:
— Курт! Всё в порядке! Это наши парни, как ты и говорил…
Из ворот следующего по улице двора, быстро выскакивает немец в сером ремонтом комбинезоне. Забрасывает винтовку за спину, подходит к нам. У него удивительно интеллигентное, открытое лицо. Встретил бы его в центре Ростова — сразу подумал, что парень на третьем курсе гуманитарного института учится, а в свободное от занятий время регулярно посещает фитнесс-зал. Часовой коротко объясняет "студенту" обстановку. Тот широко улыбается, сразу вызывается проводить нас до колодца.