-Но эти легенды вашего народа, - заметила Гвенда.
-Знаешь, пожалуй, я рад их вере, - вдруг переменил мнение Рюрих, пропустив мнение Гвенды мимо ушей, а я содрогнулась. - До этого... Когда мы поклонялись богам. Людей, простых людей, которые не могли дать сдачи, постоянно приносили в жертву. Может, изначально, это и было из уважения к вере и традициям, но потом. Маги просто упивались вкусом власти, им нравилось чувствовать себя на вершине мира, нравилось ощущать свою силу.
-А сейчас? Ты никогда не был на показательной казни инквизиции и ровным счётом ничего не знаешь о них, - горько усмехнулась я и, сложив руки на груди, отвернулась, показывая, что не настроена на дальнейший диалог.
В темноте не было видно выражения лица Рюриха, поэтому я не смогла узнать, понял ли он, что в тот раз я все-таки попала на площадь с эшафотом. Никто не знал, но, думаю, все равно родители догадывались. Ведь с тех пор я сильно переменилась: стала более замкнутой, отстраненной и, я тщательно это скрывала, но от себя не убежать, - жестокой. Меня больше не трогала смерть или чье-то горе, временами, казалось, что я совсем потеряла чувства и разучилась любить.
На подходе к залу я услышала крики животных.
-Что-то не так, тушите свет, - встревоженно сказала я. Рюрих остановился, сделал пас рукой, и огонь потух. Мы медленно, на ощупь поднимались по лестнице, держась за руки. Уже на последних ступеньках было светло - из-за арки, ведущей в залу, лился свет. Мы встали около входа у стенки, из экспериментального питомника доносился чей-то свист.
-Амфибрахий, попрошу прекратить - начинает действовать на нервы, - узнала я голос преподавательницы по языкам, хрупкой темноволосой женщины по имени Гринвуд Ангелина. Она выбрала неверную профессию, в душе женщина была музыкантом, но кларнету предпочитала нервы адептов. Надо будет как нибудь намекнуть отцу, что ее надо взять в спец службы. Она расколит любого шпиона. Да негуманно, но что поделаешь? Не все же нам страдать. После третьего перевода текстов на Шевгерский, Мальский и Пилевский языки за пол часа все государственные изменники согласятся выдать любую тайну, они добровольно выдадут всех сообщников, а потом сами пойдут на плаху, умоляя палача ускориться, пока она их не нашла. Для особо крепких у нее в запасе лежат стихи на четыре страницы. Сначала она просто будет их читать, потом даст почитать вам. Язык свяжется в морской узел уже после первого предложения, примерно на середине вы начнете понимать, что на языке тоже бывают мозоли, если вы дочитаете до конца у вас никогда не будет проблем с дикцией. Но исключительно потому что вам уже нечем будет разговаривать.
-Ваша мизофония меня напрягает, попробуйте обратиться к специалисту, милочка, - хмыкнул Амфибрахий и продолжил насвистывать мотивчик какой-то отдалённо знакомой мне песни.
-Может, посоветуете хорошего? - иронично, но слегка натянуто (так бывает, когда человек пытается скрыть гнев), спросила она. Я почти была уверена, что она сейчас разглядывает свои длинные, накрашенные пастой из воловика ногти. На востоке было принято отращивать себе длинные когти, наверное, чтобы не носить с собой расчески, и раскрашивать их специальными пастами из растений.
-Прекратите собачиться, - отрезал ректор. Он был крупным мужчиной за сорок, с уже покрывшимися сединой некогда чёрными волосами, шрамом на лице, пересекавшим левый глаз, и квадратной челюстью. По нему, Генриху Бэру, было сразу заметно, что его прошлое крепко связанно с военным делом. Его голос был громким, раскатистым и басовитым, похожим на рычание медведя. Он навевал ужас на адептов. Хотя боялись его, скорее, из-за изощренных наказаний. Кажется, годы в гвардии развили в нем садисткие наклонности, и чтобы он не демонстрировал их всему миру, его прислали сюда. Демонстрировать их нам. Он очень любил людей, в основном морально. Но поговаривали...
Мы затаили дыхание, Рюрих заглянул в зал, а потом быстро обратно прислонился к стене.
-Ну что там? - шёпотом спросила я. На что он только прижал указательный палец к губам, призывая молчать. Я тоже попыталась высунуться, но парень крепко прижал меня рукой к стене. Он был достаточно сильным, чтобы удерживать меня одной правой. Ладонь лежала у меня на животе, и я постаралась втянуть его и не дышать, чтобы парень не заметил, что я сегодня очень плотно поужинала и от завтрака не отказывалась. И вообще люблю сладости.
-Время позднее, пора ложиться спать, долго мы тут ещё пробудем? - жалобно протянула преподавательница хисского. Она была достаточно молодой женщиной лет двадцати пяти и всегда отличалась манерностью поведения. В преподаватели Башни шли те, кому больше некуда податься: младшие дети мелкой знати, не особо богатые маги, маги, преследуемые инквизицией или человеческой стражей. И Ангелина Гринвуд была из первых.