Ко мне приходит облегчение. Где-то в глубине моего сознания запечатлелся образ папы в тот момент, когда его оставила мама, и я боялась, что он снова станет таким, если Эвелина уйдет. Слава богу, что он уже другой.
— Так, давай с самого начала, — говорит он. — Что у тебя с работой?
— Я пропустила срок сдачи книги. Не говоря уже о трех интервью, что я проспала.
Папины брови, кажется, взлетели к потолку.
— В жизни не запарывала дедлайны, но я настолько отвлеклась, что запоздала со сдачей книги, будучи не в состоянии сосредоточиться… — я обжариваю на сливочном масле кусочки хлеба, переворачивая, чтобы они схватились со всех сторон.
— Но — ты только не расстраивайся, — предостерегающе поднимает руки папа, — потому что я просто пытаюсь понять — какое это имеет отношение к Лере?
Из-за дискомфорта, что я обсуждаю это с отцом, в животе все сжимается, но у меня уже нет сил сопротивляться.
— В последнее время, сев за работу, я ловлю себя на том, что кручу в голове, что она сказала или сделала. И настолько забылась, что решила, будто у меня есть еще неделя, чтобы закончить «Майского Жука».
— Но ты все же успела ведь, нет?
— Я задержала книгу на три недели. Думаю, я свалила вину на произошедшее с Лерой, вместо… даже не знаю…
Папа ждет несколько секунд, что закончу, а потом мягко продолжает:
— Вместо того чтобы признать, что ты была совершенно и оправданно потрясенной? — в этом ключе причина моего безумия не такая уж и не понятная. — Тася, детка, твоя жизнь перевернулась с ног на голову еще до отношений с Лерой.
Я разбиваю в сковородку два яйца, убавляя огонь, чтобы они не пережарились. Он так легко меня понимает, — от этого снова на глазах наворачиваются слезы.
— Я знаю.
— За последние несколько месяцев ты провела в самолетах больше часов, чем мой сосед-пилот.
— Знаю.
— Ты помнишь, когда впервые начала рисовать? — спрашивает он.
Немного подумав и вытерев слезы, я отвечаю:
— Нет.
— Потому что тебе кажется, что так было всегда. Поначалу были просто каракули на каждом листке бумаги и выигранные конкурсы раскрасок в супермаркетах. Но после ухода мамы все изменилось. Вместо того чтобы развлекаться рисованием, оно стало твоим единственным занятием. Каким-то наваждением. Меня часто мучала бессонница, и, проходя мимо твоей комнаты посреди ночи, я заставал тебя сидящей, сгорбившись, за столом и рисующей. Это было твоим способом спрятаться от невзгод. В те времена я не всегда был приятным в общении, и ты отображала на бумаге все свои мысли и чувства.
Я молча жду, когда он продолжит, наблюдая, как готовятся яйца. Желтки поблескивают канареечно-желтым, а кусочки хлеба схватываются белками. Я практически вижу поднимающийся жар от сковороды, он деформирует воздух над ней.
— Тебе необходим Рэйзор. Необходим твой мир, где ты все контролируешь, где невозможно сказать лишнего или что-то испортить, потому что все там создано тобой. Герои там говорят то, что не можешь сказать ты. И им не важно, сделаешь ли ты что-то не так. Рэйзор от тебя не уйдет. Он твоя семья, — папа делает паузу и потом продолжает: — Уверен, это пугает: хотеть кого-то так же сильно, как ты — Леру.
Я смотрю на него ничего не выражающим взглядом.
— Пап.
Он возвращает мне такой же взгляд, но его чуть мягче и более понимающий. Мудрый.
— Я не сомневаюсь, что все это подавляет и пугает. Так же уверен, что страшит необходимость поделить свое внимание между этими двумя объектами любви. Ты не хочешь потерять ни один из них. И ни один не хочешь бросить. При том, что Рэйзора ты знаешь дольше.
Оглянувшись на сковородку, я аккуратно переворачиваю хлеб и яйца.
— Ты сделала глупость, а Лера, вместо того чтобы оставаться сильной и непоколебимой — такой, к какой ты и привыкла — отошла в сторонку и дала тебе то, о чем ты просила. А на свидание пошла, чтобы убедить тебя в своей точке зрения.
Не оборачиваясь, я чувствую, как он наклоняется вперед, локтями опираясь на стойку.
— Я верно оценил ситуацию?
Я поправляю яичницу краешком лопатки, не глядя на его, уверена, самодовольную улыбку до ушей. Мне неприятно, что этот разговор еще раз прошелся по ранам, оставшимся после ссоры с Лерой в баре.
— Да.
Папа встает и идет к шкафу взять тарелки.
— Но, по крайней мере, она сделала, о чем ты её просила, так что тебе нечему удивляться.
У меня вырывается недоверчивый смешок.
— Намекаешь, что я намеренно саботировала отношения с Лерой?
Папа качает головой.
— Я всего лишь говорю, что ты не простой человек. У тебя есть провальный опыт в отношениях, и не зависимо от твоего решения, будто он распространится на последующие, это не так. Я всегда беспокоился, что у тебя что-то вроде синдрома покинутости и отчасти я прав, — я смотрю на него, разинув рот, но он продолжает: — Но мне кажется, на самом деле ты боишься не оказаться брошенной, Тася. А боишься, что это тебе придется отказаться от того, кого любишь.
Внутри мне что-то с грохотом рассыпается.
— Папа…
— И поэтому отказываешься заранее. Или же, исходя из того, что хорошо тебя знаю, ты в принципе не позволяешь отношениям становиться глубже.
Я изо всех сил стараюсь проглотить огромный комок в горле, раскладывая лопаткой наш завтрак по тарелкам, что он держит в руках. Мельком глянув на него, я уже не могу отвернуться.
— Ты не твоя мама, детка, — шепотом говорит он.
Горло стискивает еще сильней.
— Я знаю.
— Нет, — он кладет одну руку мне на щеку. И поворачивает мою голову, чтобы я снова посмотрела на него. — Услышь меня сейчас. Ты не она.
Я киваю — торопливо и молча — смаргивая слезы.
— Выясни, как сбалансировать отношения с Лерой с карьерой, о которой ты мечтала всю жизнь, — говорит папа. — Потому что иначе останешься ни с чем, если решишь, что должна выбирать.
***
Выйдя из лифта, на другом конце коридора я вижу Васю. Она в шортах и топе, из-под которого видны завязки ее бикини.
Закрыв дверь и выпрямившись, она оборачивается и замечает меня.
— Привет, бродяга. Пыталась до тебя дозвониться, но ты не отвечала.
— Извини, — говорю я. — Я была у папы.
Они кивает и кидает ключи в свою маленькую сумочку.
— Я так и подумала. В ванной нет твоей зубной щетки, но при этом ты была не у Леры.
Кивнув, я поправляю ремешок сумки на плече.
— Эвелина его бросила, и я поехала посмотреть, как он.
Выражение ее лица прекрасно отражает мое двойственное к этому отношение. Она знает, что я была не большая фанатка Эвы.
— Он в порядке?
— В порядке, — покусывая губу, я пытаюсь не выглядеть спятившей или ревнующей, или какой-нибудь еще, когда спрашиваю: — А как ты узнала, что я не с Лерой?
Ямочки Васи — милейшие на свете, а ее улыбка такая успокаивающая, что мне тут же хочется ее обнять.
— О, я столкнулась с ней в «Царской Гончей».
Лера была без меня у Фреда? Мое сердце падает.
— Ого.
— Я приходила пообщаться с Фредом насчет работы, — говорит Вася. — А когда выходила из его кабинета, увидела сидящую за стойкой Леру.
Избегая встречаться с ней взглядом, я ищу в сумке свои ключи.
— Она была… с Настей, Светой или с кем-то еще?
Понимающе улыбаясь, Вася прислоняется спиной к стене и скрещивает руки на груди.
— Не-а. Просто сидела одна, мрачная и вызывающая жалость и умиление. Мы поболтали пару минут, потом я сказала, что тебя до завтра не будет, и она спросила, не против ли я устроить дружеские посиделки.
— А-а, — мысль о Лере, нуждающейся в компании, заставляет меня грустить. Я очень благодарна Васе, что она оказалась рядом с ней — с ее легким чувством юмора и умением отвлечь от переживаний. Вася неуязвима ко всякого рода драмам.
Ее волосы собраны в небрежный пучок, и когда она кивает, слегка покачиваются выбившиеся из него пряди.
— Думаю, ей просто была нужна компания, и она не хотела пить в одиночку. Что было очень кстати, ведь все мы знаем, что у меня не бывает планов по вечерам, — она смеется, а потом кивком показывает в сторону нашей квартиры. — Кстати, она по-прежнему здесь.