Этой осенью я не видела снов с момента, как Лю поймал меня на живца в ночь на двадцать седьмое сентября и, используя привязанность к Виртоду, вынудил заключить договор.
Больше месяца, когда моя голова касалась подушки, сознание отключалось от человеческого тела и отправлялось путешествовать в астрал.
И лишь один раз за всё это время меня там не было - в нашу с Виртодом ночь.
Я просто вырубилась в его руках и погрузилась в сон. Без ярких картинок и впечатляющих историй. Только полумрак. Приятный, успокаивающий, уютный.
По человеческой мерке, мне удалось поспать тогда не больше часа, но этой "передышки" хватило на ощутимо мощное восстановление. Регенерация моего воплощения многократно увеличилась, сводя на нет рану от ножа Охотника и укуса полукровки - плоды магии истинной пары.
И сейчас, после всей истории с предательством сестёр, я понимала это как никогда.
Спать в теле кошки мне давно не доводилось. Настолько давно, что первая мысль при пробуждении пугающе звякнула глупым вопросом "я на море? почему подо мной кровать качается как на волнах?".
Но успокаивающий ответ пришёл сразу же после того, как я открыла глаза.
Меня действительно мерно покачивало, но не потому что неведомые силы вдруг забросили ведьму в океан на надувной матрас для купания. А потому что я лежала клубочком на груди у Виртода.
Такая сладкая томная нега. Словно на облачке с подогревом.
Я слушала спокойный ритм его сердца, размеренное дыхание, изучала тонкие черты лица. Родные. Любимые.
После нескольких минут такого романтичного созерцания аккуратно соскользнула на покрывало, стараясь не будить своего демона, и огляделась по сторонам: знакомая студия с интерьером в пастельных тонах и нотками американского стиля пятидесятых годов.
Мы были в Нью-Старе. В люксе у полукровки.
Яркий солнечный свет, пробиваясь тонкими полосками через щели между тяжёлыми портьерами, дразнил намеками о в кои-то веки хорошей погоде за окном и словно слегка упрекал, что давно пора вставать.
Я потянулась передними лапами, всласть выгибая спину, и мотнула головой в знак протеста такому приглашению к бодрствованию.
Кошмар. С ушей слетели комочки серой грязи.
Быстро оглядев свои живот и хвост, я обнаружила на них такую же мерзкую субстанцию.
Вчерашний вечер. Дождь. Парковка автовокзала. Владлена.
Ощущение зефирного спокойствия сдуло в три секунды под тяжестью этих воспоминаний. И мне бы очень хотелось, чтобы именно они были сном, а не умиротворяющая обстановка люкса бегемота. Но мозг безжалостно колол меня иглами правды, уничтожая под ноль последнюю надежду.
Я спрыгнула с кровати на пол и на автомате лизнула свою шерсть, инстинктивно пытаясь избавить её от противной подсохшей размазни.
Отвратительная горечь на языке заставила вздрогнуть и скривиться от собственной глупости - смывать следы ночного приключения однозначно стоило в человеческом облике.
Тем более у моего бегемотика в номере ванна была похожа на рай. Хоть какая-то приятная мелочь в череде адского трэша, внезапно обрушившегося на мою голову.
Или не внезапно? Может всё это началось уже давно, а мне просто не доставало ума, чтобы вовремя разглядеть и понять, что происходит в моей жизни?
Целиком поглощенная этими мыслями, я перекинулась в человека и скинула с себя одежду, притулив её неаккуратной стопкой на диване посреди студии, и направилась в ванную комнату.
По пути на столешнице кухонного гарнитура обнаружила початую банку сбора от слежки. Видимо Виртод подобрал её после того, как меня унесло в теле кошки следом за Марком.
Я замахнула ещё одну "конфетку", отмечая про себя, что наткнулась на подарок дяди Миши очень вовремя. Срок действия предыдущей дозы, наверняка, уже заканчивался.
Интересно, если бы не зелье, как быстро Верховному бы удалось обнаружить нас с Виртодом? Стал бы он вообще искать нас лично или обратился за помощью к Белиалу. Или бы просто продолжил использовать в качестве гончих псов моих сестёр. Моих предателей.
"Предатели" гулким эхом пронеслось жестокое слово где-то на границе сознания, смешиваясь с шумом воды. Я набирала ванну и пока ждала, когда она наполнится, стояла у зеркала, висящего над раковиной, разглядывая свое отражение.
Мне почему-то казалось, что после всего случившегося в моем взгляде должно было что-то измениться. В книгах, песнях, кино люди любят писать о потускневшем цвете глаз, который неизменно приходит после такого потрясения.
Но я смотрела на себя и понимала, что моё внутреннее состояние никак не проявлялось внешне. Всё тот же огонёк с дерзким вызовом всему миру. А факт, что у этого огонька земля, выбита из-под ног, был надёжно спрятан. И это хорошо.