— Спасибо, хоть и не скажу, что прозвучали ваши слова комплиментом, — пробурчала леди.
— Вы открывать будете? — весело спросил я.
— Сейчас.
Франциска все же прошла в гостиную и села на диван. Брат уже тоже разворачивал коробочку, что вручила ему Лили.
— Это же очень дорого, — сказала девушка. — Её удивленное и восхищенное лицо было удивительно прекрасно.
— Так, и дата не простая, — ответил я.
— А для чего они? — спросил её брат. Вопрос цены его волновал мало похоже.
— Это обереги от ментального воздействия, любовных чар, в общем и целом от любого покушения на ваше сознание.
— Ого, хорошая вещь! — восхитился Мир.
— Вам пригодиться, — сказал я. — Двор интересное место, но не все люди хорошие, а вы ещё молоды и богаты. Лучше подстраховаться.
— А как пользоваться ими? У меня такого никогда не было, — спросила леди Армавирская.
— Сожмите их в руке, он должен немного нагреться и камни поменяют цвет.
Они так и поступили. Когда девушка раскрыла ладошку, её бабочка светилась яркими зелеными камушками, а у брата прозрачно серыми.
— Красиво, — леди прикрепила фигурку к кружевному лифу, а брат к камзолу.
— Ещё раз спасибо, герцог, — произнёс маркиз.
Тут и тётушка решила поздравить молодёжь. Она вручила им по кожаному несессеру с красивыми медными заклёпками.
Дворецкий объявил, что ужин готов и попросил пройти к столу.
Мы парами двинулись в столовую. Маркиз подхватил под руку тетю и Лили. Он успевал говорить с ними обеими. Мы, с леди Франциской, шли следом, молча, но впервые это молчание не было напряженным.
Стали разносить первое блюдо. Салат из свежих овощей.
Леди активно хрустела свеженьким огурчиком. Брат посмотрел на листики салата без энтузиазма.
Я время от времени смотрел в тарелку леди, куда она попросила доложить салата.
— Оставьте место, для чего — нибудь более существенного, чем трава, леди Франциска, — наконец изрёк я. Она никогда не поправиться, на таком питании.
Она удивленно посмотрела на меня, потом на салат.
— Франц, способна съесть всё, что сегодня поставят на этот стол, не смотрите, что она худенькая, у нее обмен веществ очень активный, — рассмеялся маркиз.
— Вы зовете леди мужским именем? — обратился я к Мирабальту. — Почему?
— Она любила в детстве командовать, вот я её так и звал, а теперь «прилипло», как прозвище.
— И вам нравится? — повернулся я к девушке.
— Кто же меня спрашивает? Называет и всё. Я привыкла, но при гостях мог бы и сдержаться, — посмотрела с укоризной на веселящегося брата.
— Меня брат называет Лил, — сказала сестрёнка и посмотрела в мою сторону с нежностью, — а мама сокращала до Лия. А вас как сокращенно зовет Франциска?
— Мир.
— Хорошее слово, — сказала Лили. — На имя брата похоже, его мы называем дома Мар.
Франциска замерла на минутку, догадаться, о чём она подумала было не сложно. Она бросила в мою сторону взгляд из-под ресниц.
— Моё полное имя Вальдемар.
У неё стало забавное выражение лица, будто она пыталась понять, чем я в детстве прогневил родню.
— Прелестное имя, — затрепетала она ресничками в мою сторону. Началось.
— Вся его прелесть в том, что оно является семейным, — усмехнулся я.
В это время принесли перемену блюд. Утиная грудка и цветная капуста в кляре. Леди не отказала себе в удовольствии, отведать вкусного мяса. Когда доела его, к ней обратилась тётя с вопросом, и я быстро доложил ей мяса, чтобы она поела нормальной еды.
Она непонимающе подняла глаза на меня, ища ответ на вопрос, но я сидел, как ни в чём не бывало, и кивал словам Мирабальта.
Затем были фаршированные грибы, запеченная рыба и, конечно, десерт. Большой торт с клубникой и черникой.
Франциска кушала все блюда, вела беседы, смеялась над рассказами о детских проделках семьи Уитерманских. Я же любовался ею. Она впервые вела себя непосредственно, не язвила, и не изображала свеликосветскую дурочку.
Дворецкий отрезал большой кусок торта мне и леди.
— Наперегонки? — вдруг тихо спросил я. Вот что на меня нашло? Это же приём, хоть и маленький.
Её глаза заискрились, она уже собралась с восторгом согласиться, я уверен, но тут вспомнила, что мы не одни.
— Ну что вы, ваша светлость. Я никогда не смогу победить, и потом, я же испачкаюсь.
— Бросьте, поздно изображать пустышку, но я никому не скажу, что видел, — не утерпел я.
— Нет, что вы это совершенно невозможно.