— Что думаешь?
Я открыл рот, но слова застряли где-то в горле.
Она улыбнулась.
— Приму это как комплимент.
— Ты потрясающе выглядишь.
Тара отодвинула стул и пригласила меня сесть. Она открыла бутылку вина, разлила его в бокалы. Уитни Хьюстон сменил Лютер. Всё еще думая о Поле и Шеннон, я вполсилы улыбнулся Таре. Она улыбнулась в ответ. Огоньки свечей танцевали в ее глазах.
Она подняла бокал. В глубине бриллиантовых сережек плескались отсветы рубинового вина.
— За начало твоей новой книги.
— Спасибо, — пробормотал я и сделал глоток. Вино оказалось кислым, похожим скорее на уксус.
— Ты притих, — заметила она.
Я кивнул и ткнул мясной рулет вилкой. Аппетит куда-то пропал.
Вздохнув, Тара поставила бокал и взяла меня за руку.
— Адам, что случилось?
Я рассказал ей о том, что разузнал Мерл: Шеннон пропала, а Пола уже рассматривают как главного подозреваемого.
— Какой ужас, — прошептала она. — Надеюсь, Шеннон в порядке.
— Да, — согласился я. — Если честно, я не думаю, что Пол имеет к этому какое-либо отношение.
— Надеюсь, ты прав.
Пока мы ужинали, я пытался настроиться на романтический лад. Мы говорили о нашем первом свидании — о «Криминальном Чтиве» икофейне «У Денни» — и о том, что мы успели сделать вместе с тех пор: о поездке на Гранд-Каньон, о первой квартире с тараканами, о нашей свадьбе. Мы старательно обходили стороной тему выкидышей, чтобы не будить горькие воспоминания.
Медленно, но верно аппетит вернулся. Вино ударило в голову. К тому времени, когда тарелки опустели, я почувствовал себя намного лучше. Вдруг я остро ощутил, как сильно люблю жену. Если вы женаты уже какое-то время, вы, вероятно, испытывали похожее чувство. Бывают моменты, когда просыпается то самое электричество, которое сжигало вас в первые дни знакомства.
Тара выглядела невероятно, и я не преминул сказать ей об этом еще раз.
— Рада, что тебе нравится.
Она дотронулась до тонкого материала ночной рубашки.
— Мне это больше не подходит. Я поправилась.
— Чепуха, — сказал я. — Ты безумно прекрасна.
Она покраснела.
— В самом деле? Расскажите мне больше, мистер Сенфт.
Я усмехнулся.
— Ты так красива, что я хочу тебя съесть.
Она закатила глаза.
— Мужчины.
— Эй, я не шучу.
— Если ты настаиваешь.
Тара осушила бокал одним глотком. Улыбаясь, она встала, подошла и медленно опустилась мне на колени. Руки сплелись в объятиях, губы встретились в поцелуе. В нем были голод и страсть, которых я не чувствовал уже давно. Языки то и дело встречались, танцуя друг с другом. Она была сладкой на вкус, и я, наслаждаясь, глубоко вдохнул ее запах. Сердцебиение ускорилось, стоило ее пальцам пробежаться по моим волосам. Пока ее руки нежно массировали мою голову, она наклонилась ближе и игриво укусила мой нос. Еще один поцелуй. Мои руки скользнули к ее вздыбленной груди, пальцы аккуратно потерли соски. Они набухли мгновенно, и, будто отвечая, проснулся член. Порывисто вздохнув, Тара прижалась к моей шее.
— Наверное мне стоит принять душ, — сказал я.
— Ты зря беспокоишься. Мне нравится, как ты пахнешь.
Хвост Большого Стива стучал по полу, и мне стоило больших усилий подавить смех.
Тара тоже услышала стук и хихикнула.
— Похоже, кто-то счастлив.
— Не он один.
Я поцеловал ее подбородок и шею, подразнил мочку уха языком. Это была одна из ее «зон», и я знал, что творит с ней пусть даже легкое прикосновение «там». Дрожа всем телом, она склонилась ко мне, крепко сжала мою руку и прошептала:
— Пошли наверх.
— Я думал, ты не предложишь.
Я встал и тут же взял Тару на руки. Спина громко хрустнула и мы оба засмеялись.
— О-о, — сказал я. — Звучит как проблема.
— Отпусти, — попросила она. — Я слишком тяжелая.
— Ничего подобного, — я пересек гостиную и пошел к лестнице. — Помнишь, когда мы вернулись из медового месяца, я перенес тебя через порог?
— С тех пор я набрала двадцать фунтов.
— И только похорошела.
— Нет, это не так. Кроме того, ты уже не так молод. Через несколько лет кому-то будет сорок.
Я поцеловал ее в щеку.
— Ты действительно знаешь, как завести парня.
Большой Стив поднялся, намереваясь пойти за нами, но я скомандовал ему остаться. Он снова лег, и мне показалось, что он выглядит одиноким и удрученным.
Подъем с женой на руках стоил мне больших усилий, но я бы ни за что этого не признал. В двадцать пять или даже в тридцать это было плевым делом. Но Тара права: мне почти сорок, и я это чувствовал. До спальни я добрался совершенно измотанным — спина ныла и горела.