нно поэтому я уйду. Произнеся эти холодные, безжизненные слова, Майкл поставил огромный крест на дружбе. По крайней мере он так и думал. Музыкант взял куртку и, по-быстрому надев ботинки, затолкал шнурки в саму обувь. Руки тряслись, и он не смог заставить их слушаться. Веки жгло от поступающих слёз, которые так и желали выйти наружу с эмоциями. - Куда ты собрался? Ты видел, какая на улице погода? Скоро стемнеет. Майкл! Но, как бы он не старался, Янг уже скрылся за кустарником, росшим близ дома Хью. Ему некуда было идти, ведь единственной крышей над головой был дом друга, куда он переехал всего четыре месяца назад, так как его выгнали из собственного дома. Его отец - бизнесмен - перебрался обратно в Америку, где провёл значительную часть своей жизни, посчитав, что сын ему больше не нужен, и бизнес куда важнее родственных связей. Он выставил дом на продажу, будто у него и не было никогда сына. От него Майкл и перенял свой эгоизм, а также математические способности, но гены матери-рокерши всё же взяли верх. Она с юности, как и свой сын, была влюблена в Битлз и благодаря им открыла себе двери в музыку, где и встретила отца Майкла. Но из обычного туристического агента и, по совместительству, музыканта, его отец превратился во владельца множества турфирм по Америке и Англии. После этого их с матерью вкусы разделились и они подали на развод. Мама Майкла улетела в Китай, а отец оставил сына себе, но, когда тому исполнилось двадцать, улетел также на другой край света, оставив сына самому разбираться с собственными проблемами. Майклу ничего не осталось, как отправиться в бар и проспиртовать душу на последние два фунта, завалявшиеся в кармане куртки. Холод пробирался в кости и заставлял юношу дрожать. Кольцо, что висело на его шее, как раскалённый металл прикасалось к его груди. У этого предмета была своя, но крайне странная история: его бросил в чехол вместо монет неизвестный человек, когда музыкант исполнял песни любимой группы на улице Ливерпуля. Он не посчитал это брезгливым, ведь Майклу казалось, что оно было новым, не потёртым, но слишком велико для него, и по той причине он стал носить его на шнурке. Дождевые капли уже впитались в ткань куртки и брюк; ткань неприятно липла к промёрзшей коже. Майкл ускорил шаг, чтобы скорее добраться до бара, где он мог согреться не только снаружи, но изнутри. Вывеска горела ярким светом, издалека привлекая к себе посетителей, но большая часть местных и туристов попусту проходила мимо, и только Майкл шёл прямиком в заведение, где его ждали всегда. Войдя в здание, парень услышал тихое мелодичное пение, что доносилось из колонок. Расслабляющий тон мелодии клонил Майкла в сон, но переливающийся свет ламп заставлял глаза и мозг напрягаться. Он передвигался мимо столиков, за каждым из которых сидели люди: один человек, пара или же целая компания, но, на удивление, свободные места были только у барной стойки, на что и надеялся постоянный посетитель. Стоило ему сесть на один из высоких стульев, на четверть заполненный алкогольным напитком бокал оказался у его покрасневших от холода рук. Майкл взял его пальцами обеих ладоней, ибо сомневался, что сможет удержать одной, и несколькими небольшими глотками осушил бокал. Приятное жжение расходилось по всему пищеводу, пока последняя капля не оказалась в желудке. Янг облизнул губы в надежде, что на них окажется хоть капля виски. - Привет, - наконец поприветствовал он бармена, который понял его, лишь увидев у входа в бар. - Тебе двадцать? - спросил мужчина, придерживая бутылку над бокалом. откуда только пил Макйл. - Двадцать один, - ухмыльнулся Майкл. Этот вопрос встречал его каждый раз, когда он уже выпивал первую стопку. А нужно было это, чтобы укрыть ложь в его ответе. Майкл поднял бокал чуть выше головы и так, чтобы свет от переливающихся разными цветами ламп играл в алкоголе. Он потряс бокал, создав волны в нём, а кубики льда гремели, ударяясь друг о друга. Он изучал их, как нечто неизведанное, то, что ему доводилось видеть впервые. Их было всего три. Майкл закрыл глаза, сильно зажмурив их, что веки заболели от перенапряжения, а когда открыл их - увидел в каждом отражения дорогих ему людей. Мать улыбалась ему, а в её голубых, как океан, глазах стояли слёзы. Отец, хоть и казался суровым, но его тёплый взгляд выдавал всё карты. Хью смеялся и выглядел таким, каким Майкл привык его видеть в лучшие дни прошедшего года. Они все были очень дороги музыканту, и даже когда он пытался выражать свою ненависть к ним, где-то внутри него покоилась любовь к каждому. - Я ещё не настолько пьян, - буркнув себе под нос, Майкл вновь выпил напиток, и почудившиеся ему образы тут же исчезли. Весь следующий час он провёл за разговорами с барменом, который был готов выслушать старого друга в любой момент и был готов простить ему пару неоплаченных бокалов виски. Дождь закончился, небо полностью очистилось, открыв звёзды, что светили на землю, как фонари. Благодаря невысоким домам в районе, где Майкл находился, пред ним предстал Млечный Путь во всей своей красе. Мать Майкла всегда любила забираться на крышу дома и сидеть там всю ночь независимо от погоды; любоваться ночным небом, усеянным алмазными крошками. Это воспоминание вызвало у юноши грусть и ностальгию, а вместе с ними и горячие слёзы. Он вытер их рукавом ещё сырой куртки и, сделав несколько шагов, чуть не угодил под несущуюся на большой скорости по автомобильной дороге машину. Из-за слёз и внезапно выплывших воспоминаний он совсем забыл следить за дорогой и тем, куда он шёл. - Придурок, смотри куда едешь! - крикнул он вслед удаляющемуся автомобилю, в придачу показав средний палец. Майкл вновь погрузился в воспоминания о матери, тоска по которой разъедала его сердце. Как бы он ненавидел её за то, что она оставила сына с отцом, его любовь к ней не угасала и тогда вырвалась, накрыв собой ненависть. - Майкл, - раздался до боли знакомый голос позади юноши. Он обернулся на зов и его ноги подкосились от ужаса и восторга, что нахлынули на него одновременно. - Мама, - голос дрожал. Она выглядела совсем иначе, чем когда уезжала. Коротко стриженные тёмные волосы теперь были собраны в растрёпанную косу, достающую уже до талии. Она была похожа на хиппи, какой её видел Майкл в последние дни встречи. Кожа бледна, утеряла весь былой загар, который мать приобрела на дорогих курортах. Жизнь в загрязнённом, напичканном людьми и отходами, Китае, не шла ей на пользу. - Почему ты не предупредила, что приедешь? - он шёл к ней медленно, словно с опаской, как к хищнику. - Майкл, прости меня, - глаза женщины, что были так похожи на глаза её сына, заполнились искренними слезами. Её пальцы коснулись лица юноши, и он вздрогнул от резкого холода; они были холодны, как лёд в арктической пустыне, и чуть ли не заморозили щеки Майкла. - Я скучал по тебе, мама. Почему ты вернулась только сейчас? - не выдержав этой боли, он прижал холодное тело матери к себе, одновременно пытаясь её согреть. Как давно он не чувствовал родную душу рядом с собой. - Прости меня, дорогой. Я не должна была бросать вас с отцом. Я получила своё наказание за это, а теперь я могу тебя увидеть в последний раз и хотя бы попытаться получить твоё прощение. Она говорила, будто вновь хотела проститься с сыном, вновь его оставить одного. Каждое слово, произнесённое матерью в те секунды, ранило его, оставляя глубокие порезы на сердце. Майкл зажмурил глаза и боялся, что, открыв их, он снова увидит лишь пустоту рядом и почувствует её в душе. - Я не понимаю, зачем ты извиняешься, ведь я простил тебя уже давно и не держу зла. Только не покидай меня снова, прошу тебя. Юноша не узнавал себя, но знал, что возвращение матери может всё исправить. Он мог больше не мучить Хьюберта своим присутствием и вообще исчезнуть из его жизни, если тот сам это пожелает. Жизнь могла бы вновь пойти в гору, когда рядом была настоящая опора. - Что бы не шло так, как ты не желаешь, не смей оборачиваться. Там, за тобой, тебя ждут твои страхи, твои неудачи и твои враги. Иди дальше, а если потребуется - беги. Но ни в коем случае не останавливайся и тем более не иди назад. Ты не сможешь вернуться на прежний путь, тебя проглотит прошлое, ты останешься один и в конце концов последуешь за мной. Держись, в какую бы цену это тебе не встало. Не бери в долг, зная, что не сможешь расплатиться. - Мама, - тихо прошептал Майкл, наблюдая за тем, как жизнь в глазах матери угасала. Они становились стеклянными, мутными и после вовсе закатились. - После всего этого? Не уходи, ты же только вернулась. Руки не могли удерживать тело матери, из которой уходила жизнь; Майкл упал на сырую мостовую, но всё ещё продолжал держать её, в надежде что какое-то несуществующее чудо вдруг спасёт мать. Но на то оно и было несуществующее, что никак не могло вернуть отобранную жизнь. Это самое ужасное в жизни сына - видеть то, как умирает мать на его руках и ясно понимать, что у него нет никаких сил, чтобы помешать этому. Образы стали угасать, постепенно теряли свою яркость, становясь такими же стеклянными и мёртвыми, как глаза Марго. Майкл будто бы стал проваливаться в бездонную пропасть, но тогда в ней для него не