Выбрать главу

То Право быть самим собой

И управлять своей Судьбой.

Зачем Нам ложные заветы?

Свободны Мы и вечно это.

Мы полетим сквозь звёздный свет,

Как две стрелы, несущих Смерть.

Но Смерть та будет не концом,

А лишь Путём в астральный Дом.

Нас Танец Вечности закружит,

Сплетя в объятьях Наши Души.

И пусть Наш стон звучит над Миром

Любви и Страсти темным пиром.

Vlad Unforgiven. Роза Ада

Когда встретиться снова нам выпадет срок

И пространство сожмётся в моём кулаке,

Я тебе подарю прекрасный цветок

Из огня тех костров, что горят вдалеке!

На которые свалены в кучу кресты

Из молитв, не услышанных небом немым.

В изваянья застывши они с высоты

были сброшены, став достояньем ничьим.

Мхом обломки пока не съела тоска

от разодранных в клочья лживых надежд,

подожгли их, себя согревая войска,

между нами поставивши вечный рубеж.

Попиравшие всё в жестоком бою

беспристрастной машиной своих аксиом

по которым ни жив я ни мёртв – просто сплю,

опьянённый никем не видимым сном.

Пляшет пламя над страстью, рождающей жар,

извиваяся в корни новых времён,

обагрённое кровью оно Саламандр,

Сатане совершивших последний поклон.

Упоённое соком потерянных душ

в суете мирозданья и просто нигде,

защищено от веры в неведенье стуж

ставши непокорённым всякой узде.

Подаривши для нас идеальный завет,

опровергнуть который не властен закон.

И ,поднявшийся в хаос дьявольский свет

Неожиданно в Розы взвился бутон!

Поцелуев нежнее гурий шальных

ароматней, чем ладан, крови алей,

опалённый его красотою утих

Тот, кто нас проклинал со своих алтарей!

Прозревали от света кто были слепы

а у зрячих от жара глаза закипали

Как мечами пронзали розы шипы

Убеждённых в своём благородном начале!

Я её прикоснулся, проклятый раем,

обречённый оглохнуть под крик воронья,

На мгновенье, как вечность, став несгораем,

Чтоб к тебе смог прийти, любимая, Я!

Легионы расступятся дав мне пройти

к той, чьё имя безумнее всякого зла

И рождённый не сможет произнести

до эпохи его, пока скроется мгла

предрассудков ничтожных о аде и рае

о любви, не распятой на лысой горе,

о самом совершенстве которого ради

боги как и их чада жгли на костре!

Непрощённых за их опасные мысли

о свободе от неба и от земли…

Между ними они лепестками повисли

Адской розы, чтоб мы повстречаться смогли!

Я тебе подарю её, смерти своей!

В твою руку вложив её вместо косы!

Я, который из общества изгнан людей

Для которого стали навеки часы!

Роза ада пусть светит нам солнца взамен

Мягкий пепел нам будет теперь вместо скал.

Нас никто уже больше не сможет взять в плен

Ибо каждый из нас нашёл, что искал!

Vlad Unforgiven. Я презираю смерть…

Я презираю смерть и слово «смерть»,

Готовлюсь к мраку, чувствую его,

Ведь жизни голубая круговерть

Несется в черный омут «ничего».

Я буду петь под пыткой, хохотать,

Просить вина запить смертельный яд,

Потом с улыбкой мудрой засыпать,

Пока враги суровые молчат.

Пусть шепчет погребальный мой костер,

Что ты зажгла с согласия седых,

И пламя – трепыхающий шатер –

Запляшет выше сосен голубых.

И пусть друзья смеются и поют,

Пока несет меня крылатый конь.

Ты подари улыбку мне свою,

Венок невесты опустив в огонь.

Радомир (Роман) Волков. Осталась совсем одна…

Осталась совсем одна

Во многих мирах и веках.

Плачет она у окна,

Бритву сжимая в руках.

Счастье утратило роль.

Судьбы смертоносной вина.

Осталась тоскливая боль:

Осталась совсем одна.

Сердце давно на замке,

Жалкая дырка – луна.

Бритва трясется в руке:

Осталась совсем одна.

В упрек всем мирам и векам

Плачет тихонько она.

Струится кровь по рукам…

Осталась совсем одна.

Радомир (Роман) Волков. Ночь танцует. Город опустел…

Ночь танцует. Город опустел.

Черный бархат звездочки закутал.

Ливень. Я бегу сквозь сотни тел

Мертвых капель долгие минуты.

Ты ушла и свет тебя закрыл.

Дверь загрызла узкую тропинку.

Ветер режет легионом крыл

Тело мое – жалкую тростинку.

Плачут ветви. Стонет листопад.

Под ногами – холод, мрак и лужи.

В сердце моем тоже грязь и смрад.

Жаль, что я тебе совсем не нужен.

Ничего. За осенью зима

Ярким снегом по грязи завоет,

Сбросит грязь из сердца и ума,

Только шрамы на руках не скроет.

Радомир (Роман) Волков. Мягко гаснет жертвенный огонь…

Мягко гаснет жертвенный огонь,

Мне шутя мигают угольки.

Вкруг костра хожу я посолонь,

Сцеживая влагу из руки.

Кровь неспешно каплет на траву,

Пьет мою любовь сыра Земля,

И, качая мудрую сову,

В тишь гудят седые тополя.

Боги рядом смотрят на меня,

Ирия окно в ночи горит,

Кровь тихонько каплет на углях,

И Огонь мне шепотом шипит.

На душе пишу кинжалом вязь,

И она течет, таясь в лесах.

Звездоньками тихо становясь,

Кровь моя летит на небеса.

Боги рядом шепотом поют,

У болот танцуют камыши.

Жизнь, смеясь, я жертвую свою,

Сцеживая гущу из души.

И тебе рубинные цветы

Принесет Ветрило-вьюговей.

Жертвую себя, пусть знаешь ты,

Для того, чтоб ты была моей.

Радомир (Роман) Волков. Я должен идти…

Я должен идти.

Не могу оставаться в начале пути.

Ждет дорога меня в бесконечную даль.

Успокойся, пусть тихо умолкнет печаль.

Я должен идти!

Прощай.

Я, как воин умру по дороге вперед,

Я, как волк, побегу через лед и песок,

Пролетая оленем сквозь бурю и лед!

Я живу, как огонь, лишь в движеньи, как зверь!

Мне так много до смерти осталось пройти.

Поверь.

Я должен идти.

Радомир (Роман) Волков. Я крылат…

Я крылат! О, Боги! Я летаю!

Мне за миг до смерти крылья дали,

Чтоб увидеть то, что я не знаю –

Солнцем окровавленные дали.

Виду бронзу рек, поля родные,

Степи с волосками трав лежащих,

Голые пустыни золотые,

Скалы, льдом покрытые блестящим.

Всюду: на льду, песке и глине,

За Богов, за женщин и за злато.

Человек погряз в гнилой трясине,

Счастье убивает злым булатом.

Боги! Жизнь и крылья заберите!

Ввысь я полечу, навеки молод,

В мир, где нету зла, меня возьмите!

В царство, где царит огонь и холод!

Радомир (Роман) Волков. Луны лицо серебристое…

Луны лицо серебристое

Располосано веткой заснеженной.

Как нерв, дорога ребристая,

По полям по пухлым, изнеженным.

От звезд повеяло холодом,

Бородой – облака не небес лице.

Снежинки, как девочки молоды,

О Морозе поют, ледяном отце.

Леса со снегами целуются,