Подвластна ли разуму связь между неведомой планетой и древними народами?
Потомки упоминали старую уже déconvenue с прославленными учёными майя. Сейчас в газетах прежние материи. Осознание той ошибки ни к чему благоразумному не привело. Они умные люди, разве нет? Но причём здесь пророчества древних славян? Славян и майя разделяют многие и многие километры, Европа и Атлантика.
Задумавшись, Дулиттл с лёгкостью догадался: «Зачем политикам знать географию? Личный кучер довезёт».
Рука профессора прошлась по крашенным в тёмный оттенок прядям волос и медленно опустилась к письму. В вихре новых мыслей Дулиттл больше не вспоминал недавнее чтение — «Der Judenstaat» Теодора Герцля.
— Вам пришло письмо от важной персоны, Генри? — раздался резкий, скрипучий голос Примроуз Дулиттл, в девичестве Суит.
Коли благоверная задала вопрос, без ответа не обойдёшься: иначе не отстанет.
— Мне пришло письмо от учёного из Небесных. Он требует, чтобы я поехал в Будущую Москву, где космонавты выучат классическую латынь. Только в письме мне не всё ясно. Откуда взялась незнакомая нам планета Солнечной системы? Откуда несоответствия с публикациями в наших газетах?
— Что главнее, планета или латынь?
Примроуз подтвердила определение из уст Бернарда Шоу. «Томагавк в юбке» — можно ли было точнее охарактеризовать Ксантиппу с её колкостями в адрес науки?
— Снова вы возитесь с буквами и звуками? Вы часто повторяли, что языковеды возятся только с древними языками, а тогда зачем они нужны, все эти языковеды. Пусть учат детей азбуке, нет нам дела до вашего Шлейхера с его древним языком.
Дулиттл качал головой, медленно и задумчиво. Примроуз имела представление о том, что лишь история языков достойна внимания настоящего лингвиста, но уверить её в том, что лингвистика — не пустой звук, было трудно даже для мужа упрямой дамы. В недавние дни Дулиттл изучал труды Бодуэна де Куртенэ, не в меньшей степени обращавшего внимание на современность.
— Я спросил бы тебя, Примроуз, как бы ты объяснила недавние известия. О неизвестной планете с античностью. Но беда в том, что наша мораль не позволяет жёнам читать газеты, кроме как под диктовку мужа. Ты вряд ли хорошо представляешь последние события двадцать первого века.
— Что особенного в наших потомках, Генри? Неужели вы считаете следующее поколение образцом добродетели? Вряд ли я выйду вместе с ними на Majdan Niezależności!
«Томагавк в юбке» в очередной раз попал в цель. Дулиттл проигнорировал ответный удар и флегматично приступил к началу дискуссии:
— Странность наших потомков состоит в том, что одну из великих держав, С.-А. С. Ш., раньше возглавлял цветнокожий. Его сменила белая лохматая гусеница. Выступает перед гражданами с энергией, достойной кайзера Адольфа. Больше соглашусь с Владимиром Вторым, тот хотя бы не нервничает и ведёт себя по-джентльменски. Некие злопыхатели выдумали Большую игру и вражду с Царской Империей на Крымской войне, но им невдомёк, что две великие державы никогда не были в ссоре. Ты знаешь, Примроуз, кто на Небесной Земле самый сильный?
— Зачем мне знать?
— Напрасно, милая моя, напрасно. Владимир Второй — зять Елизаветы Второй. Во всяком случае, он некогда женился на единственной дочери Елизаветы Второй, но его жена, к сожалению, ныне покойна.
— Только не говорите, Генри, что вы ему завидуете.
— Ты ошибаешься и знаешь немного. Ввиду неосведомлённости супруги я справлюсь в свежем выпуске.
Газета за считанные мгновения просветлила разум профессора, озарив все неясные места в злободневном предмете нужным ей светом.
— По словам журналистов, вокруг Солнца вращается девятая планета, её вывели из шумерских текстов. Но ведь реалия устарела! Наши потомки сами признались, что то была старая ошибка. Кто-то ошибается, или… Что мне рассказывали… Планета… точнее, другая планета, которую они только что обнаружили… скорее всего, вращается вокруг звезды, по заявлению некоторых астрономов. Ага! Если верить признаниям господина Сержа, на то же время назначен гипотетический конец света, но неизбранные говорят о неверной интерпретации. Избранные и необыкновенные останутся живы?
Дулиттл вытер лоб платком: столь поразительным явился научный метод века, следующего за грядущим. Вычислили, кто конкретно суть избранные и необыкновенные. Стряхнув с пиджака крошки нюхательного табака, профессор с успехом продолжал анализ.
— Должно быть, сбудутся мои амбиции? Ты, Примроуз, не знаешь. Я недавно подумывал, не поучаствовать ли мне в телеэлектропередачах двадцать первого века. Помнишь, как зять крутил барабан у револьвера? В Будущем есть шоу, где тоже крутят барабан, и на нём побывал Пиноккио. Это одно из тех мест, куда бы я пришёл. С великой радостью.