— Где ты был? — прорычал Дамблдор, поднимаясь.
— Не твое дело.
— Гарри!
— Мистер Поттер, — спокойно поправил парень.
— Как пожелаешь. — Глаза директора презрительно сузились. — Но я должен знать.
— Зачем? Ты ведь не мой родственник и даже не охранник, так что пошел к черту!
— Я всего лишь хочу защитить тебя.
— Повторяю последний раз: ДЕРЖИСЬ ОТ МЕНЯ ПОДАЛЬШЕ! — проорал подросток, после чего обернулся к подруге. — И чего же ты ждешь?
Белла хихикнула, после чего взмахнула палочкой и связала Дамблдора его же способом, потом подошла к камину и вызвала авроров: тут же появился явно раздраженный Кингсли Шеклбот в сопровождении неведомого компаньона.
— Что?.. АЛЬБУС!
Но Гарри остановил аврора до того, как он сумел освободить директора.
— Секундочку, — холодно начал парень. — Этот старик напал на беззащитную ведьму, в чем я и хочу обвинить его, кроме того, в шантаже, угрозах похищения и забвения при свидетелях, ах да, еще, кажется, он нарушил границы этого владения без каких–либо приглашений.
— Что? Ты шутишь? — переспросил Шеклбот.
— Нет, уверяю тебя, это чистой воды правда, — настаивал Гарри. — Арестуйте его, или завтра пресса узнает о том, что Министерские авроры не выполняют свою работу и, как следствие, кто–то потеряет работу.
Напарник Шеклбота без колебаний выполнил вверенную ему работу, Кингсли же только обвиняюще блеснул глазами в сторону ухмыляющегося Гарри.
— Не стоит так на меня смотреть, это моя обязанность — защищать членов моего семейства, и, даже если я не в восторге от этого, это моя прерогатива.
Аврор кивнул и подхватил Дамблдора с другой стороны.
Как только они остались одни, Гарри повернулся к Белле, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Ремус и Гермиона были удивлены: влюблённые никогда ТАК не смотрят друг на друга.
— Что теперь? — раздраженно спросила колдунья. Она узнала этот взгляд: наряду с уверенностью в нем было обвинение. Никто и никогда не пытался в чем–то исправить её, но у подростка, кажется, не возникало никаких предрассудков по этому поводу. Если женщина делала что–то не так, Гарри не стеснялся и в самой грубой форме показывал её недостатки, ведьма знала, что он делает это лишь из желания сделать её сильнее, но это по–прежнему раздражало. Поганец, в схватке ему всегда удавалось найти её слабое место и ударить туда побольнее, но лишь для того, чтобы улучшить её способности.
Посмотрев на старосту и оборотня, Гарри использовал Легилименцию.
— Ты сглупила, я не имею ничего против рассказа Лунатику, но почему ты не использовала чары конфиденциальности?
Прорычав, Белла кивнула — как всегда он прав.
— И как ты могла позволить какому–то старику связать тебя? Он сильнее, но ты быстрее, и должна была быть готова к этому, ведь он мог появиться в любую секунду.
Ведьма сузила глаза; у нее не было времени, чтобы среагировать, тем не менее, она позволила взять себя.
— Ты закончил? — раздраженно спросила она. Бесспорно, Гарри прав, но вздрючивать её перед свидетелями — это слишком.
— Не совсем, — подросток повернулся к Люпину. — Ты слишком честен, и я верю, что ты сохранишь мой секрет, но будь осторожен и держи ментальный щит: вне всяких сомнений, любимый директор попытается узнать что–то обо мне, как только у него появится такая возможность. — Потом он повернулся к Гермионе. — Твоя следующая тема будет «Оклюменция», и если хоть кто–то узнает о том, что известно тебе, ты навсегда пожалеешь, что родилась с ушами и что родилась вообще.
Побледнев, Гермиона кивнула.
Затем Гарри подошел к Беллатрикс и, грубо притянув к себе, страстно впился в её губы.
Гермионе перехватило дыхание, а Ремус застонал.
Даже не глядя на них, Гарри вытянул палочку и использовал чары конфиденциальности — дверь захлопнулась на защелку.
— Он хуже Аластора с его постоянной бдительностью, — Ремус оскалился.
— В его ситуации это необходимо, — хихикнула Гермиона.
— ХВАТИТ УЖЕ! — прокричал оборотень.
Гарри отстранился от Беллы и улыбнулся Гермионе.
— Позволь представить любовь всей моей жизни: Белла, Гермиона, Гермиона, Белла.
На что девушка только усмехнулась.
— Никогда не думала, что буду рада познакомиться с тёмной ведьмой, особенно такой как ты, Белла, никогда.