Гермиона сидела, как громом пораженная, так же, как Невилл и Луна, ехавшие вместе с ними.
— Так зачем было возвращаться? — спросил Лонгботом.
— Были причины: во–первых, мне нужны мои Тритоны, а во–вторых, мне придется быть в школе, когда Волдеморт нападет на неё, так как я собираюсь убить его.
У всех перехватило дыхание, и Гарри закатил глаза.
— Эй, Гермиона, а не ты ли стала старостой школы?
Девушка покраснела и кивнула, на что Гарри изобразил искреннее удивление:
— И ты даже не посчитала нужным рассказать мне об этом маленьком известии? Тоже мне подруга называется. Кто же твой напарник?
Гермиона выглядела пристыженной.
— Терри Бут — староста. Я… — девушка сглотнула, — я думала, это ранит тебя. Ведь мы все знаем, что на пятом курсе ты должен был стать старостой, конечно же, если бы не махинации директора. Также и теперь, беря в расчет твою прилежность и врожденное лидерство, из тебя получился бы прекрасный староста, так же как и из твоего отца (вообще–то старостой был Рем — примечание переводчика)(вообще–то Старостой школы, то есть Head Boy, был–таки Джеймс — примечание беты).
— Возможно, — кивнул Гарри, — но от этого моя ненависть к старику только удвоится. Кроме того, буду больше бездельничать, в конце концов, я ведь не хотел становиться старостой школы — девушкой, Герм, — ухмыльнулся Гарри. — Так что… я тобой горжусь.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Мне действительно жаль, что мы не сказали тебе, но я настояла на этом, так как мне показалось, что так будет лучше.
— Все нормально, кроме того, моя девушка советовала беречь тебя, так как, невзирая на то, что я отрёкся от вас, вы все ещё остаетесь уязвимыми мишенями, — заметил Гарри.
У Гермионы перехватило дыхание.
— Она… ОНА так сказала?
— Да, — хихикнул Гарри. — Кроме того, она советовала в течение года опробовать твою ментальную защиту, так что постоянная бдительность.
Глаза девушки расширились.
— Вот дерьмо. Похоже, у меня проблемы, ведь она говорила, что твоя Легилименция будет посильнее Темного Лорда, конечно, если ты сконцентрируешься на этом.
— О чем вы? — оторопело вопросил Рон.
— Ну, я поймал Гермиону на подслушивании, и ей удалось узнать один мой маленький секрет, так что пришлось заставить её овладеть Оклюменцией. И совместными усилиями моей любимой и Ремуса они таки научили её, — объяснил Гарри.
— Тогда понятно, — холодно ответил Рон. — Но, возможно, мне это тоже пригодилось бы, конечно, если учителя не хуже Снэйпа.
— Хуже, — простонала Гермиона.
— Невозможно, — не веря собственным ушам, возразил Рон.
— Еще как возможно, хотя, она, наверное, в десять раз хуже, — уверил Гарри с дьявольской улыбкой на устах, и Рон покраснел. — Единственная разница в том, что она объясняет то, что тебе нужно, но учитель из неё строгий, и, насколько мне известно, даже Гермиона не смогла с ней совладать. Можешь представить преподавателя, суть объяснений которого не может уловить даже Гермиона, и теперь не говори мне, что ты действительно этого хотел.
Рон сглотнул.
— По всей видимости, нет, — буркнул Уизли и повернулся к Гермионе. — Но у тебя ведь получилось.
Девушка гордо кивнула.
— Молодец, дорогая, — обнял её Рон. — Попробуешь и меня научить.
Нерешительно кивнув, девушка вопросительно посмотрела на Гарри.
— Посмотрим, возможно, я смогу помочь вам в практической части. Кроме того, думаю, вам троим это тоже будет полезно.
Невиль, Джинни и Луна одновременно кивнули.
— Гермиона, теперь тебе придется заняться этим, — сказал он улыбаясь.
Секундой позже дверь купе открылась, в проеме стоял Малфой в сопровождении своих тупиц, он насмешливо окинул взглядом Гарри с друзьями.
— Кто у нас тут? Грязнокровка, Уизлик, Пупсик и Поттик.
Гарри только заломил бровь.
— И тебе здравствуй, хорек, приветик от любимой тётушки.
— Ты знаешь, где предательница? — Малфой словно рыба хватал ртом воздух.
— Знаю, и у меня есть послание твоему отцу.
— Какое?
— Передай, что в следующий раз, когда я его увижу, твоего папеньку ожидает судьба Рудольфуса, так как, если мне не изменяет память, они насиловали её? То же касается и твоего ублюдочного повелителя–полукровку, конечно, я подозреваю, что без действия виагры он ни к чему негоден, но кого это волнует?