Сумрак больше не мог видеть свою любимую секвойю захваченной этими существами. Он едва мог ощутить естественный аромат дерева среди их вони и сильного запаха крови. Ему не нравилось ощущать на себе взгляды их глаз, светящихся в лунном свете.
Он опустился в лес и начал осторожно прокладывать себе путь в обход поляны — обратно к тому месту, где он оставил Сильфиду. Он пролетал мимо небольших групп рукокрылов, всё ещё занятых паническим бегством с секвойи. Сумрак заметил одну многочисленную группу, собирающуюся на ветке после планирующего прыжка. Её возглавлял Икарон. Сумрак радостно помчался к нему.
— Папа!
Он сел рядом с отцом, который обернулся на звук его голоса.
— Сумрак! Сумрак, с тобой всё хорошо! — он начал обнюхивать и трогать спину и бока сына, чтобы проверить, не ранен ли он.
— Со мной всё в порядке, — ответил Сумрак.
Однако дела у его отца были плохи — он сразу же увидел это. Левое плечо Икарона блестело от крови, а край его паруса был очень сильно разодран. Взгляд на эту рану заставил тело самого Сумрака передёрнуться от боли. Но в его отце изменилось что-то ещё, не имевшее отношения к ране. Сумрак точно не мог понять, что именно. «Иссохший» — пожалуй, такое слово лучше всего подходило для того, чтобы описать это состояние. Его отец словно иссох и увял.
— Папа, с тобой всё хорошо? — его голос дрожал.
— Да. Фелид порвал меня, но это заживёт. Твоя сестра цела?
— С ней всё хорошо. Она ждёт меня вместе с группой другого молодняка. Я как раз возвращался к ней. А где Мама?
Сумрак оглянулся на остальных рукокрылов, осторожно карабкающихся по дереву мимо них. Он опять повернулся к отцу и почувствовал, как внезапная и ужасная волна слабости прокатилась по его телу. Сумрак словно потерял дар речи. Но он сразу понял, в чём причина таких ужасных перемен в облике его отца.
ГЛАВА 12. К берегу
Прошла половина ночи, прежде чем колония полностью воссоединилась в чаще леса, под защитой ветвей другой секвойи. Отец Сумрака расставил вокруг дерева часовых на самых дальних подступах. Это было ужасное время — почти такое же плохое, как сама резня, когда напуганные рукокрылы пытались найти своих супругов, детей и родителей. Многим сопутствовала удача, но также было слишком много тех, кому не повезло. Были имена, которые выкрикивались так много раз, что слышать их стало для Сумрака чем-то вроде пытки, и он прижимал голову к коре, пытаясь заглушить эти звуки. Всем, о чём он мог думать, была его собственная мать, и то, что он больше никогда не услышит её голоса, отвечающего ему.
Они с Сильфидой сбились вместе, хныкая, дрожа и глядя в пространство. Папа был не с ними. Он был предводителем, поэтому, несмотря печаль, охватившую его самого, он должен был уйти от них, чтобы утешать и поддерживать ещё и другие семьи. Сумрак всё ещё заставлял себя осознать, что Мама действительно погибла. Были краткие секунды забытья, когда это казалось невозможным, но потом он должен был вновь говорить себе о том, что это действительно случилось, и он погружался в печаль вновь и вновь.
«У неё было эхозрение, как у меня — бормотал он. — Она должна была заметить их появление. Она должна была остаться в живых».
Но она пробовала помочь Папе, и Хищнозуб схватил её вместо него. Папа дрался, чтобы освободить её, но тщетно. Об этом ранее рассказал им сам отец.
— Мне жаль, что он не умер вместо неё, — едва слышным голосом пробормотала Сильфида.
— Сильфида! — удивлённо воскликнул он.
— Это была его ошибка. Ошибка, Сумрак, и ты это знаешь. Ты рассказал ему о том, что сказала та птица. Ему следовало предупредить каждого. Тогда мы были бы подготовлены к этому. Мама могла бы быть ещё жива.
Мысль о Маме рядом с ним, здесь и сейчас, было слишком трудно вынести, и он снова зарыдал.
— Папа не должен был держать это при себе, — возмущённо говорила Сильфида. — Если бы старейшины знали…
— Ты не смогла бы рассказать им, — сказал он.
— Это почему же? — угрожающе спросила она.
— Сама знаешь, почему. Они могли бы обвинить во всём Папу. Они могли бы даже попробовать свергнуть его.
— Возможно, это было бы даже неплохо.
Он знал, что на говорила это не серьёзно, и решил, что безопаснее всего было бы не отвечать. Он не хотел распалять её гнев. Сумрак чувствовал, что он и сам готов принять точку зрения сестры, и это его напугало.
— Папа очень сильно ранен, — сказал он.
Ему хотелось, чтобы Сильфида сказала что-нибудь ободряющее — что их отец был сильным и рана быстро заживёт — но она промолчала.
Луна зашла, а облака поредели, позволяя свету некоторых звёзд достичь ветвей. Сумрак увидел, как его старший брат Австр спланировал к нему и к Сильфиде. Он сел и обнюхал их обоих.
— Вы двое в порядке? — спросил он.
Этот вопрос казался абсурдным. Как они могли быть в порядке? Но Сумрак кивнул, благодарный за это проявление доброты.
— Вам сейчас труднее всего, — сказал Австр. — Но у вас всё будет хорошо.
— А Папа поправится? — спросил Сумрак.
— Конечно. Нет никого сильнее его.
Вскоре Папа вернулся на ветку вместе с тремя другими старейшинами. Они сели вдали ото всех и разговаривали тихими голосами, но Сумрак всё равно мог подслушивать их.
— Мы в безопасности лишь временно, — говорил отец. — Зрение фелид превосходно почти в полной темноте, но для них необычно охотиться ночью. Их нападение стало возможным из-за полной луны. Они не будут охотиться днём. — он помолчал. — Но перед следующим закатом мы должны уйти.
Поражённый Сумрак посмотрел на Сильфиду. Уйти куда?
— Ты предлагаешь, чтобы мы покинули остров? — спросила Нова.
— После резни мой сын летал над поляной, — сказал Икарон. — Фелиды поселились на нашем дереве. Сумрак подслушал их разговор. Они хотят остаться на острове и кормиться нами, пока не убьют нас всех.
После этих безрадостных новостей все некоторое время молчали.
— Но наш дом… — сокрушённо заговорил Сол.
— Пока мы остаёмся здесь, они будут охотиться на нас, — ответил Икарон. — В сумерки они придут снова. И следующим вечером. И вечером через день. Этой ночью мы потеряли тридцать восемь рукокрылов. Сколько ещё вы готовы потерять? Желаете ли вы потерять своих собственных супругов, своих собственных детей? Хотя я не хочу покидать это место, но я не вижу никакого другого выбора.
— Другое дерево, — поспешно предложил Барат. — Фелиды совсем не умеют лазать по вертикальным поверхностям; они тяжелее нас, и их когти не могут долго выдерживать их вес. Если бы нам удалось найти дерево с ветвями, которые растут только на высоте, фелиды не смогут достать нас.
— Даже если мы найдём такое дерево, — ответил Икарон, — лес такой густой, что фелиды могут просто перескочить на него с соседнего дерева.
— Жизнь на острове испортила нас — сказала Нова. — Мы не знали хищников уже долгое время. Мы были неправы, когда изолировали себя от материка. Если бы мы послали туда разведчиков, фелиды не застали бы нас врасплох.
Сумрак впился в Нову ненавидящим взглядом. Как она могла поднимать этот вопрос сейчас, после того, что им всем пришлось пережить? В чём смысл этого?
— Но мы закрыли свои глаза и уши для новостей из большого мира, — продолжала Нова, — и жили в блаженном неведении. И сегодня ночью была расплата за это.
Сумрак тревожно шевельнулся. Нова не могла знать о предупреждении Терикса, но её критика Икарона была уничтожающе адресной. Он посмотрел на Сильфиду, зная, о чём она думала. Папа проигнорировал угрозу фелид, и оставил колонию уязвимой. Сумрак ждал гневное опровержение со стороны своего отца, но, как ни странно, его не последовало. Ему стало интересно, был ли Папа всего лишь таким же выбившимся из сил и ошеломлённым, как остальные, или же, возможно, он сам чувствовал, что Нова была права, и ощущал себя слишком виноватым, чтобы это отрицать.
— Возможно, нам следует вновь учиться быть хитрее, — нерешительно предложил Сол. — Мы могли бы оставаться на острове, но найти скрытые места для жизни. Наш маленький размер может пойти нам на пользу. Мы можем прятаться и будем бдительными. И нас наверняка уже не застанут врасплох ещё раз. Это слишком дорого стоило нам сегодня ночью.