— Но вы хоть раз его пробовали? — спросил Холмик. Его глаза казались немного больше, чем раньше, а пальцы ног барабанили по коре.
— Это не совсем то, что когда-либо ели рукокрылы, — признал Сумрак.
— Стыдно, очень стыдно, — скороговоркой ответил Ходок. — Это и вправду здоровская штука.
— Нашим родителям не нравится, когда мы это едим, — согласился Попрыгун. — Они говорят, что это делает нас слишком бестолковыми.
— Слишком беспокойными, — поправил его Ходок.
— Трудно заснуть, — добавил Холмик; его глаза бегали из стороны в сторону. — Но это довольно забавно, пока не пройдёт.
Теперь все трое молодых бегущих-по-деревьям раскачивались на ветке вверх-вниз, словно не могли держать своё тело ровно.
— Попробуйте чуток, — предложил Ходок, помахивая листом перед Сумраком. Сумрак пребывал в нерешительности, помня о том случае с грибом. Ему больше не хотелось устрашающих видений.
— Я попробую немного, — сказала Сильфида. Она наклонилась вперёд и откусила часть листа. Бегущие-по-деревьям посмотрели друг на друга, открыв рот от удивления.
— Это было много! — сказал Холмик.
— Наверное, тебе не стоило откусывать так много, — заметил Ходок.
Сильфида пожала плечами:
— И что же тогда со мной будет? Я, что, начну летать?
Ходок и его друзья весело расхохотались. Сумрак с тревогой глядел на сестру. Она сильно махала своими парусами.
— Наверное, прямо сейчас я взлечу! — сказала она и повернулась к Сумраку.
— Наверное, всё, что мне было нужно — это несколько листиков чая!
Несомненно, она махала парусами очень быстро, и Сумраку стало интересно, шутила ли она, или же действительно пыталась летать. На секунду он захотел, чтобы она взлетела с ветки, чтобы присоединиться к нему в воздухе. Но даже сейчас её усилия были не более успешными, чем раньше, и он ощутил приступ печали. Детёныши бегущих-по-деревьям, однако, думали, что это было очень смешно, и скакали вверх-вниз по ветке, подгоняя её.
Вскоре, однако, его сестра устала от махания парусами и начала просто метаться туда-сюда по ветке. Бегущие-по-деревьям подпрыгивали, соревнуясь, кто сможет сделать это выше остальных.
— Сумрак, попробуй немного чая, — сказала ему Сильфида. — Это действительно поднимает дух.
— Нет уж, спасибо, — ответил он.
Сильфида огляделась так, словно с ней прямо сейчас что-то случилось.
— А почему в этих местах всё так тихо? — спросила она бегущих-по-деревьям. — Здесь только вы и живёте. В других местах живёт куда как больше зверей.
— Много кто заходил в эти места, — ответил Холмик, — но никто не оставался надолго.
Он подскочил, схватился ловкими пальцами за ветку над собой, покачался на ней, а затем отпустил.
Сумрак заметил, что Ходок явно знал какую-то тайну, но такую, которая так и лезла из него. Бегущий-по-деревьям понизил голос, хотя по-прежнему говорил довольно громко.
— В лесу живёт чудовище, — сказал он.
— Это просто болтают, — моргая, ответил Попрыгун.
— Нет, я его видел.
— Ты никогда мне об этом не рассказывал! — заметил Холмик. — И когда же?
— Ну, ладно, я его только слышал. Однажды ночью, — быстро ответил Ходок.
Сумрак поглядел на Сильфиду, которая в изумлении навострила уши. Ему стало интересно, действительно ли бегущие-по-деревьям такие болтливые, или же просто чай развязал им языки.
— И что же это за чудовище? — поинтересовалась Сильфида, непрерывно складывая и расправляя свои паруса.
— Оно большое, — уверенно ответил Ходок. — У него голос большого существа. Оно отпугивает многих из существ, но никогда не тревожит нас.
— Нас оно не напугает, — сказала Сильфида.
— Ну, ещё оно живёт далеко от нас, — добавил Ходок, и сейчас его голос звучал не так уверенно. — Никто и никогда не видел его. Но в любом случае, именно поэтому здесь живёт не так много животных. Они боятся. Но мы знаем, что здесь безопасно.
Сумраку стало интересно, знал ли Ходок, о чём болтал, и он решил, что нет. Вероятно, он просто пересказывал им какую-то историю, которую взрослые рассказывали своим детёнышам, чтобы те не убегали далеко в лес. Конечно, если бы поблизости жило настоящее чудовище, бегущие-по-деревьям не устроили бы здесь такую большую и довольную жизнью колонию.
— И если вы не боитесь, то, наверное, вы тоже сможете тут жить, — сказал Ходок. Затем он разбежался, перепрыгнул на соседнее дерево и поскакал прочь вместе с друзьями. — Мне нравятся рукокрылы!
Сумрака тронула его невинная искренность. Дом бегущих-по-деревьям действительно был похож на идеальное место, и он не мог отказаться от мысли, что это место может стать ещё и их домом.
Когда Хищнозуб первый раз убил на материке, он предложил добычу Пантере. Отойдя в сторону, он с надеждой смотрел на неё. Она обнюхала труп, тронула его лапой, а затем без всяких колебаний умелым движением разорвала шерсть и кожу и содрала с рёбер окровавленной мясо. Хвост Хищнозуба дёрнулся от удивления.
— Ты уже не в первый раз ешь мясо, — сказал он ей.
Она облизнула шерсть вокруг своего рта.
— Нет. После того, как ты ушёл от нас, я несколько раз охотилась.
— И тебя ни разу не поймали на этом? — с удивлением спросил он.
Пантера мурлыкала от удовольствия.
— Я было осторожнее, чем ты. Я уходила дальше за границы наших владений. Я не хотела, чтобы меня выгнали.
— Ты хотела остаться среди Рыщущих у Патриофелиса?
— Я была не такой храброй, как ты — или же не такой безрассудной. Мне нравилось быть в безопасности среди Рыщущих, и я думала, что могла продолжать тайком удовлетворять свою тягу к мясу.
Хищнозуб взглянул на неё с ещё большим уважением, к которому, однако, примешалась и некоторая осторожность. Кому же она предана на самом деле?
— А ты смогла бы убить меня, — спросил он, — если бы это приказал Патриофелис?
Она отвела глаза.
— Ничего этого не потребовалось бы, если бы ты остался с нами. Ты мог бы соврать Патриофелису и успокоить его. Тогда у нас было бы больше времени, чтобы получить поддержку среди Рыщущих. Мы могли бы вынудить Патриофелиса измениться — или же свергнуть его. Тогда ты стал бы вождём сотен зверей, а не нескольких дюжин.
— Такая нечестность — не в моей природе.
— Нечестность, или всё же дальновидность? — переспросила она.
— Я всегда действовал так, как должен был, и принимал последствия своих действий. Те, кто был способен поступать так же, пошли за мной. Только так и можно построить сильный клан.
— Тогда, наверное, я не из твоего клана, — сказала Пантера, и её глаза сверкнули с упрёком.
Хищнозуб никогда не видел у неё такого настроя, и это его раздражало — и ещё очень заинтриговало.
— Ты сама должна это решить, — сказал он ей.
Она подошла к нему и толкнула своей головой его голову.
— Теперь ты — мой единственный вождь, — ответила она.
Хищнозуб вёл своих Рыщущих на север. Всего их было семнадцать. Раненая передняя лапа медленно заживала, хотя он всё ещё хромал. Когда рядом с ним была Пантера, он ощущал безграничную силу и уверенность.
Добычи было много, как никогда. Мир действительно менялся: он никогда не видел, чтобы по лесам бродило так много зверей. Похоже, что многие из них искали лучше охотничьи угодья; другие утверждали, что бежали, спасая свои жизни. Когда вокруг было так много живых существ, Хищнозубу и его Рыщущим было легко скрыть путь своего движения. Даже после того, как их замечали за убийством, всё, что им было нужно — просто двигаться вперёд ещё с полдня, и их вновь не знал никто вокруг.
С каждым днём Хищнозуб всё меньше и меньше заботился о том, чтобы скрывать их наклонности. Пусть все знают, кто они такие, и чем занимаются. Теперь никто не посмел бы остановить их, особенно после того, как повсюду разнеслись новости о том, что Патриофелис не сумел отправить их в ссылку. Их боялись.
— Как ты думаешь, что случится со старым кланом? — спросил он Пантеру.