«Это тот дом, который вы ищете», — сказал ему голос из сна.
Да, подумал Сумрак. Он превосходен.
Ночь ещё не закончилась, когда его разбудила Сильфида. Сумрак ощущал себя так, словно едва успел заснуть, а его сознание было переполнено образами и посланиями, которые он едва мог понять.
— Кажется, Папа и вправду очень болен, — сказала она. Сильфида выглядела напуганной, её голос дрожал.
Сумрака охватила паника. Прошло два дня с тех пор, как они спаслись от бегущих-по-деревьям, и рана у его отца вновь оказалась заражена. Он придвинулся мордой поближе к Папе и почувствовал жар, исходящий от его шерсти. Икарон спал беспокойно: он бормотал и вздрагивал. Сумрак ощутил себя маленьким и бесполезным детёнышем.
— Давай, разбуди Австра, — сказал он Сильфиде. — Он должен знать, что делать.
Прибыв на место, Австр внимательно взглянул на Икарона и устало вздохнул.
— Как мы можем ему помочь? — спросил Сумрак.
— Мы не можем бороться с инфекцией вместо него, — спокойно ответил Австр. — Это из тех вещей, которые может сделать лишь он сам.
Сумрак скрипнул зубами.
— А если мы используем ту штуку, которую применяли бегущие-по-деревьям?
Австр покачал головой.
— Как мы узнаем, что она действительно помогала ему?
— Да, — сказала Сильфида. — Почему они должны были беспокоиться о его лечении, если просто собирались скормить его той твари?
— Возможно, чтобы заставить нас доверять им, — предположил Сумрак. — Или, может быть, диатриме не нравится раненая добыча.
— Мы никогда не пользовались корой и листьями, — сказал Австр. — Это никогда не было у нас в обычаях. Я даже не знаю, какие там были ингредиенты.
— Я знаю, — порывисто сказал Сумрак. — Я видел.
— Ты уверен?
— В любом случае, там была кора. Я слетаю и поищу.
— Ещё слишком темно, чтобы хорошо видеть, — сказал ему Австр.
— Я умею видеть в темноте.
Австр поглядел на него, а затем кивнул.
— Давай, отыщи немного. Я с Сильфидой останусь с Папой. Будь осторожен.
Сумрак летел, ориентируясь исключительно при помощи эхозрения. Он сторонился ветвей, на которых спали другие животные. Выбравшись из зловещей тишины леса бегущих-по-деревьям, они вновь попали в мир зверей, соперничающих за территорию. Найти никем не занятое место хотя бы для ночёвки было довольно трудно.
Он искал дерево, с какого Адапис сдирал целебную кору — тёмный извитой ствол с тонкими ветвями и неестественно широкими листьями. Для его эхозрения не существовало никаких цветов, поэтому он искал дерево исключительно по его очертаниям, и его мысли тревожно кружились в голове. А что, если он не сумел бы его найти? Что, если оно больше нигде не росло? Бегущие-по-деревьям были так умны. Но как же они могли быть способными на такую дикость? Может быть, как раз именно потому, что они были умными и поняли, что могут выторговать свою жизнь в обмен на чужую.
Он заметил нужное дерево. Сев на ствол, он глубоко вонзил в него свои когти и понюхал, чтобы убедиться, что его выбор правильный. Зубами он надрезал кору, а затем попробовал оторвать от неё полоску. Сумраку было трудно сжать челюсти с достаточной силой, и он проклинал свою неуклюжесть, мечтая хоть на несколько мгновений обрести руки бегущего-по-деревьям.
Готово. Тонкая полоска оторвалась от дерева. Наверное, её должно хватить?
Адапис использовал кусок не больше, чем этот. Зажав её в зубах, он спрыгнул с дерева и полетел. Он так и не узнал, какой вид листьев крошил Адапис в пасту из коры, и лишь надеялся, что они были не важны. Коры должно быть достаточно.
Когда он вернулся, глаза его отца были открыты, но взгляд блуждал. Австр и Сильфида молча смотрели на него.
— Я был плохим предводителем, — бормотал Икарон. Когда он дышал, его бока подёргивались.
Сумрак в ужасе взглянул на Сильфиду. Она молчала.
— Хорошим, — сказал Сумрак, откусив по кусочку коры себе и Сильфиде, чтобы пережевать её. Он даже не был уверен, слышал ли его отец, или всё ещё лежал, забывшись в горячечном сне. Сумрак боялся того, что Папа мог бы сказать потом. Что, если Сумрак не знал, что надо сказать, чтобы успокоить его? Он начал поспешно пережёвывать жёсткую и горькую кору, измельчая её в кашицу.
— Остров испортил нас, — пробормотал Папа. — Мы не подходим для этого нового мира.
— Ты заботился обо всех нас, — заверил его Австр.
Икарон хрюкнул, и Сумрак не понял, соглашался он, или возражал.
Но когда он снова заговорил, его мысли блуждали.
— Рая просто не бывает, — сказал Папа, нечленораздельно выговаривая слова. — Опасно думать, что он есть.
— Отдохни, — попросил его Сумрак. — Пожалуйста, отдохни. Утром всё будет лучше.
Возможно, эти слова звучали глупо, по-ребячески, но это было единственное, о чём он мог думать.
— Думаю, средство готово, — сказала Сильфида. Она приподнялась над раной Папы и выплюнула кашицу на неё.
Папа вздрогнул, и казалось, пробудился от полудрёмы. Он развернулся к дочери и оскалил зубы, словно Сильфида была коварным бегущим-по-деревьям. Она в испуге отпрянула назад.
— Что это такое? — злобно спросил Икарон; он вытянул шею, попробовал кашицу на вкус и сплюнул.
— Это целебная кора, — ответила Сильфида. — Мы нашли немного…
— …Яда! — закончил Папа. — Снова пробуете меня отравить.
Сумрак поймал взгляд Сильфиды и покачал головой. Папа был не в себе. Он бредил.
— Раньше это помогало, Папа, — сказал Сумрак.
Отец развернулся и долгое время разглядывал его, прежде чем, наконец, узнал его.
— Сумрак, — произнёс он.
— Инфекция вернулась, — сказал ему Сумрак. — Это могло бы помочь.
— Нет, — ответил он.
— Папа…
— Нет! Я не хочу, чтобы меня пачкали этим. Это яд, — его явно утомили недавние движения, и он опять лёг на ветку.
— Он снова заснул, — сказал Австр, помолчав немного. — Давайте, делайте сейчас.
Сумрак и Сильфида подползли и разбрызгали свою пасту на рану. Папа дёрнулся и забормотал, а затем громко выдохнул. Он задрожал, хотя эта ночь была тёплой, поэтому Сумрак лёг рядом с ним и прижался поплотнее. Сильфида прижалась с другого бока.
— Сейчас мы больше ничего не сможем сделать для него, — сказал Австр. — Приходите и разыщите меня, когда он снова проснётся. — Он одобрительно кивнул. — Вы двое просто молодцы.
Сумрак смотрел, как Австр возвращается к своей семье. Ему нравилось, когда рядом был старший брат, и сейчас он чувствовал себя брошенным. Он закрыл глаза, прижался поплотнее, и прошептал отцу:
— Отдыхай. Завтра тебе станет лучше.
Что-то скребло по коре. Сумрак в испуге открыл глаза. Отца рядом с ним уже не было.
Ночная тьма едва начала покидать небо. Папа тяжело тащился по ветке. Сумрак поспешно разбудил Сильфиду, и они догнали его. Глаза отца больше не были тусклыми и блуждающими: в них горела свирепая целеустремлённость.
— Папа, вернись и отдохни, — сказал он, хотя инстинктивно знал, что именно делал сейчас его отец и куда он шёл. Он почувствовал, что не может сглотнуть.
— Иди, разбуди Австра, — шепнул он Сильфиде.
— В этом нет нужды, — спокойно сказал Папа.
— Сходи, поищи ещё немного той коры, — попросила Сильфида Сумрака.
— Нет, — сказал Икарон.
Он спланировал на соседнее дерево и продолжил идти, отыскивая самые дальние ветки.
— Не уходи, — произнёс Сумрак. Это были единственные слова, которые он смог вытянуть из неразберихи, царившей у него в голове. Отец остановился и оглянулся на сына.
— Я должен уйти.
Сумрак знал, что так поступают все живые существа — какой-то инстинкт уводил их прочь от живых сородичей, когда они осознавали, что смерть неизбежна. Его отец уходил, чтобы умереть в одиночестве, и страх и мука волной прокатились по всему телу Сумрака. Он беспомощно взглянул на Сильфиду.
Хромая, Папа продолжил ползти, а Сумрак и Сильфида безмолвно следовали за ним, не зная, что им делать. Они были тенями, тремя тенями, которые двигались в своего рода неопределённости, которая не была ни ночью, ни днём. Птицы ещё не взяли первой ноты своего утреннего хора. Когда отец остановился, чтобы отдохнуть, Сумрак и Сильфида остановились вместе с ним, позволяя ему задавать темп этого ужасного путешествия. Наконец, его, похоже, удовлетворило место, куда он пришёл, и Икарон забрался в глубокую борозду на поверхности ветви. Она немного напомнила Сумраку их старое гнездо на секвойе.