Самка рукокрыла чистилась. Сумраку стало интересно, почему она была столь активна в такие ранние утренние часы. Многие рукокрылы ещё спали бы в это время. Она сорвалась с ветки и начала планировать среди ветвей. Затем её паруса высоко поднялись, и она начала стремительно махать ими. Она летала!
Прежде, чем Сумрак смог сдержать себя, он вскрикнул от удивления, и она резко развернулась.
— Кто ты? — спросила она, прилетев обратно к дереву. Прямо перед тем, как сесть, она совершила ловкий кувырок в воздухе, вцепилась когтями задних лап в нижнюю сторону ветки и закачалась на ней вниз головой, глядя на него сверху.
Прежде, чем она сложила свои паруса, он заметил, что они были фактически безволосыми, и что лунный свет просвечивал сквозь них, очерчивая кости её передних лап и пальцев.
— Они такие же, — пробормотал он с изумлением. — Как мои. Твои паруса…
Он ощутил, как лёгкая волна охотничьих щелчков прокатилась по его морде и шерсти. Она рассматривала его при помощи звука.
— Кто ты? — снова спросила она.
— Сумрак. Ты можешь летать!
— Покажи мне свои крылья! — взволнованно попросила она. Её тёмные глаза были быстрыми и живыми.
— Это не крылья, это паруса, — сказал он, растопыривая их.
Она спрыгнула к нему на ветку и подползла поближе на четвереньках.
— Нет, это крылья, — сказала она, подтолкнув его носом.
Сердце Сумрака бешено колотилось.
— Рукокрылы рождаются с парусами, — сказал он. Но он смутно догадывался, что она ответит на это, и одновременно боялся и желал этого.
— Да, но ты — не рукокрыл.
— Рукокрыл. Мои мать и отец…
Она покачала головой:
— Ты был рождён рукокрылами, но ты изменился.
— Изменился?
— Ты стал кем-то другим. Ты новый.
Сумрак почувствовал, что дрожит.
— Не бойся, — добродушно сказала она. — Ты не один. Есть и другие.
— Сколько их?
— Великое множество. У нас колония недалеко отсюда. Все умеют летать.
— Как это случается? — он жаждал ответа, его голос был хриплым. — Почему так происходит?
Она шлёпнула крылом.
— Никто этого не знает. В моей колонии было трое таких, кто умел летать.
— Трое!
— Наши скелеты были устроены иначе. У нас сильнее…
— Грудь и плечи?
— Да, и крылья без шерсти.
— Я думал, что я был единственным. Отклонением.
— Не отклонением. Мы стали чем-то иным, вот и всё. Но это означало, что мы должны были покинуть свою колонию.
— И вы покинули её?
— А разве тебя тоже не выгнали? — спросила она.
— Мой отец был предводителем.
— Это может многое объяснить, — заметила она. — Но почему ты один?
— Они послали меня вперёд, чтобы найти новый дом.
— Послали? Или всё же выгнали?
— Послали, — ответил он, и внезапная волна холода пробежала по его спине.
— Нас всех выгнали, — сказала она. — На нас обижались. Мы умели охотиться быстрее, есть больше и видеть ночью. Мы никогда бы не нашли себе спутников жизни.
— Но мы ведь по-прежнему рукокрылы, — промолвил Сумрак.
— У нас есть новое название для себя, — сказала она. — Летучие мыши.
— Летучие мыши?
— Имя нашей предводительницы — Мы-шиа. Она была основательницей колонии. Она была первой.
— А я боялся, что первым был я, — признался Сумрак.
Она усмехнулась:
— Она намного старше тебя. Для нас было большой удачей найти её. Она дала нам дом, так что есть определённый смысл в том, чтобы назваться в её честь.
Летучая мышь. Это было метко и ёмко, словно подчёркивало их суть: рождённые на земле и поднявшиеся в воздух.
— Я Химера, — сказала она ему.
Ему хотелось просто разглядывать её. Её паруса — или крылья — выглядели, как его собственные. Её шерсть была тёмной, как у него самого, но с иными отметинами. У неё были белые мазки вокруг морды и на горле. А её уши были более крупными и остроконечными.
— Я всегда пробовал махать парусами, — сказал он ей. — С самого начала.
— Я тоже! — подхватила она. — Было так трудно держать это в тайне. Я должна была уходить в лес, чтобы практиковаться в полёте.
— И я поступал так же! — и он неожиданно для себя рассказал ей обо всём, что случилось с его колонией. История настолько долго тяготила его сознание, что возможность выразить её словами принесла ему огромное облегчение.
— Похоже, твоя семья оказалась более терпимой, чем моя, — заметила Химера, — Особенно твой отец.
— В любом случае, он позволял мне летать — по крайней мере, вначале. Думаю, он гордился мной.
— Идём со мной, и ты встретишь всех остальных, — предложила она. — Теперь ты — часть нашей колонии.
— Не могу, — ответил он, поражённый тем, как легко она заявила права на него самого. — Я должен вернуться и рассказать своей колонии об этом дереве. Оно ведь не ваше, верно?
— Нет.
Сумрак с облегчением вздохнул.
— А где твоя колония? — поинтересовалась Химера.
— На другом краю равнины. Они меня ждут.
— Но как же они переберутся сюда?
— Большей частью по земле.
Она покачала головой.
— На это уйдёт много времени. На них будут охотиться. Ты видел диатрим?
— Да. Но мы маленькие. Мы можем спрятаться. Мы можем устроить переход ночью.
Она вздохнула.
— Они будут в ужасной опасности, и ты вместе с ними.
— Значит, именно так это и должно быть, — сказал он. — Я приведу их сюда. А вы живёте далеко отсюда?
— Всего лишь на другой стороне холмов. Видишь те три звезды, вон там? Следуй за ними, и ты найдёшь нас.
Он чувствовал, как его сердце сильнее забилось от волнения. Было так хорошо поговорить с кем-нибудь, похожим на тебя самого.
— А вы никуда не переселяетесь? — быстро спросил он её.
Она рассмеялась:
— Нет. Мы живём там, где живём.
— Тогда я найду тебя, когда вернусь.
— Надеюсь на это. Удачи тебе.
Он ощущал какое-то отчаяние, когда смотрел, как она улетает. Часть его требовала окликнуть её, следовать за ней. Но его собственная колония нуждалась в нём.
Солнце едва озарило восточный горизонт, разливая красный свет по дереву. Он всё летал и летал вокруг него. Оно было огромным, с многочисленными ветвями, а его кора испускала приятный запах, который напомнил ему об острове. Он не заметил никаких других существ, живущих среди могучих ветвей, и, хотя утренний птичий хор уже оглашал небеса, он не смог разглядеть ни одного птичьего гнезда в верхней части дерева. Всё выглядело так, словно дерево ожидало лишь его одного. Он спустился вниз, чтобы изучить основание дерева. Ствол возвышался, по меньшей мере, на сорок футов, прежде чем от него отрастала самая нижняя из ветвей. Даже у самых умных фелид вроде Хищнозуба не было ни единой возможности забраться вверх по такому стволу, особенно из-за того, что ещё и кора была несколько более плотной и гладкой, чем у секвойи.
Со всё возрастающим ожиданием Сумрак летал среди окружающих его деревьев. Всего в группе их было около дюжины, и они тоже выпускали первые ветви на достаточно большой высоте. В воздухе между ними роилось множество насекомых. Смогли бы фелиды использовать в качестве моста какое-то из растущих рядом деревьев? Сумрак пролетел над пологом леса, глядя прямо вниз и прикидывая расстояние между ветвями деревьев. Самые близкие из них росли почти в двадцати футах друг от друга — явно слишком далеко, чтобы даже самый ловкий из фелид сумел перескочить с одного дерева на другое.
Он сел. Значение увиденного трудно было переоценить. Отсюда через равнину Сумраку был виден лес, где его ждала колония.
Он нашел идеальное дерево, идеальный дом. Ему хотелось бы, чтобы Папа и Мама могли это увидеть.