Выпал снег, а они двигались с перевала на перевал. Он и Мэттью почти не разговаривали – видимо, исчерпали весь запас невысказанного друг другу. Что еще можно сказать человеку, после того как сознался, что не прочь убить его?
Лохмачи, чувствовавшие его настроение, посылали его на охоту, одного. Он редко добывал что-нибудь, но смысл его экспедиций был не в этом.
Несмотря на свое современное оружие, он все больше подчинялся ритму палеолита. Один, в лесу, выслеживая дичь, он нашел смысл в сохранении пустоты в безвыходном положении.
Пока не пришел зов. В первый день это был всего лишь шепот, но на второй он набрал силу. Ясность появилась на третий день, когда прикосновение превратилось в его имя.
"Уолтерс. Я один, без оружия. Надо поговорить".
Он просканировал долину внизу, разыскивая источник. Кто бы это ни был, он, возможно, держал его на мушке, и ему это не нравилось.
"У реки. Утром".
Человек появился, держа пустые руки на виду, жест древний, как само человечество. Стивен не ответил на любезность – он не опустил винтовку. В тридцати шагах незнакомец остановился и откинул капюшон своей парки.
– Федор?
– Ну конечно. А кого еще могли послать за тобой?
– Ты чокнутый сибиряк. Удивляюсь, как ты еще жив.
– Я тебя тоже люблю. Как ты?
Он секунду рассматривал темноволосого человека.
– Это ты мне скажи, Федор. Ты ведь пришел убить меня.
– Корпус – мать, Корпус – отец, Стивен. Меня послали за тобой, а не убивать тебя. Меня послал директор.
– Он? С какой стати директор заботится обо мне?
– Ну-ну, дружище. Я в курсе твоего задания. Я также знаю, что ты, должно, быть, близок… как это по-английски… близок к концу своей веревки. Ты очутился далеко, слишком далеко и слишком долго был оторван от семьи. Но теперь это закончится.
– Закончится? Или им просто понадобился этот мальчишка?
– Он пойдет с нами… ты сам знаешь. Только Корпус позаботится о нем как следует. Мы пытались связаться с тобой раньше, до этого кровопролития…
– Да, что насчет этого? Я убивал свою родню, Федор, я… это было частью моих приказов, но…
– Это прощено. Никто даже не узнает.
Стивен опустил оружие:
– Я могу пойти домой?
– Да. Осталось только забрать мальчика и этого Мэттью Декстера. Потом… Федор понял, что произошло, даже раньше самого Стивена. Не успел он
поднять кончик ствола своей винтовки, русский потянулся себе за спину. Когда его рука вынырнула назад, уже с пистолетом, дуло Стивена поднялось достаточно. Выстрелы грянули одновременно.
Одновременно они упали в снег.
"Сукин сын!" передал Стивен. Он не мог пошевелиться, но и боли не было. Прикосновение Федора быстро слабело. "Ты любишь их. Почему не сказал мне,
дружище? Я не мог…"
"Ты подстрелил меня!" гневно передал Стивен.
"Самозащита. Я видел, что к этому идет. Твое сознание…"
Теперь Стивен понял. "Это правда. Федор, я сожалею. Ты не мог понять".
"Я понимаю, что ты убил меня. Что тут еще понимать. О, господи! Так глупо с моей стороны умереть потому, что ты влюблен и не осознавал этого".
Стивен еще раз попытался подняться, но не смог. "Мне жаль, Федор", повторил он.
"Мне бы водки сейчас. И покурить. И…"
Стивен получил образ широко распахнувшейся двери, потом захлопнувшейся, света, и наступила тишина.
Он так и лежал, только он и небо, и впервые за всю жизнь он чувствовал, что примирился сам с собой.
Он очнулся на нартах. Их тянул Мэттью, лохмачи и Реми шли с другой стороны.
– Мэттью… – выговорил он.
– Шшш, Стивен, ты потерял много крови.
– Неважно. Мне нужно сказать тебе кое-что.
– Это может подождать.
– А может и нет. Я… Я прошу прощения, Мэттью. Я не понимал.
– Понимал чего? – Мэттью остановился и обернулся к нему.
– Недавно я говорил, что сопротивление работает только из-за вас с Фионой. У меня это прозвучало как оскорбление. Дело же в том, вы, ребята… – от острой сильной боли он стиснул зубы. – Дело в том, что тэпы становятся беглецами не по какой-то абстрактной причине, не из-за каких-то высоких идеалов, но потому, что сама жизнь их к этому вынуждает. Их жизни состоят из мучений: преследуемые, страдающие, не задерживающиеся нигде достаточно долго, чтобы сдружиться с кем-нибудь. Ищущие минуты счастья в годах боли. Они бегут, потому что надеются. Если у них не остается надежды, они вступают в Пси-Корпус или соглашаются на усыпители.
Но надежда столь хрупка, Мэттью. Нет ничего проще, чем убить ее. Но есть еще вы двое, в самом глазе бури, и каждый может видеть, что вы чувствуете, переживать то же, что и вы. Они могут увидеть, что надежда – не глупость. Вы любите друг друга, поэтому и они любят вас. Я… Мне кажется, я знал это уже давно, но не хотел замечать.
– Потому что из-за меня твои надежды рухнули, – прошептал Мэттью.
– Нет. Нет. Слушай меня, Мэттью. Я хотел Фиону. Она вызывала во мне страсть, не надежду. Только вы вдвоем, ребята, давали ее мне. Только вы оба. – Он облизал потрескавшиеся губы. – И еще кое-что. Я хочу, чтобы ты просканировал меня. Хочу, чтобы ты знал все.
– Ты слишком слаб для этого.
– Но если я умру…
– Не умрешь, – сказал Мэттью. – Мы связались с нашим контактом. Baraka Industries выслала вертушку три часа назад. Мы отправляемся домой.
– Где… – он выкашлял что-то по ощущению неотличимое от горящих углей. – Где дом на этой неделе?
– Ты знаешь. Там, где Фиона.
Глава 2
Совершенно ничего не значащая улыбка на округлом лице и взгляд тигра – таков был Халид Ахмед, сенатор от Объединенных Исламских Наций. То, что он появился не лично, а на экране коммуникатора, ни в малейшей степени не уменьшило эффект присутствия.
– Директор Вацит, – начал он, – надеюсь, у вас все благополучно сегодня.
– Более чем, благодарю вас, сенатор. Чем могу служить?
– Может быть, вы поясните мне, зачем "Варона" готовится к перелету на Венеру. Поправьте меня, если я ошибаюсь, директор, но я не сомневался – как и в том, что там на поверхности кипит свинец, – что на Венере беглых телепатов быть не может.
– Никогда не знаешь, где найдутся беглецы, сенатор.
– Мистер Вацит, вы никогда не славились чувством юмора. И при всем уважении я полагаю, что ваши попытки добиться известности на этом поприще несколько запоздали. Мы оба знаем, где можно отыскать беглецов – здесь, на Земле, на любом континенте, в любой стране. И к тому же, что странно само по себе, хотя вы – директор хорошо финансируемого, высокопрофессионального ведомства с полномочиями и правами на самоуправление более широкими, чем у любой другой аналогичной организации на Земле или вне ее, эти беглецы не только благоденствуют, но и причиняют с каждым днем все больший ущерб. Взрывы по всему земному шару. Школьников похищают прямо с проверок. За три месяца "освобождены" столько же лагерей переобучения. И тут вы собрались на экскурсию по Венере.
– На тамошней орбитальной станции произошло убийство.
– Прекрасно. Ну так пошлите телепата – со следующим транспортом.
– Убийца может быть беглым телепатом, как я говорил вам, и в этом случае требуется расследование Пси-Корпуса.
– В этом случае мне требуются все детали происшествия.
– Они будут вам предоставлены. После моего возвращения. Я уже на станции "Прима", и наше окно отправления вот-вот откроется.
– Тогда, возможно, вы просто скажете мне, почему для расследования банального убийства необходимо отправляться директору Пси-Корпуса.
– Это в пределах моей компетенции как директора.
– Да, это так. Но это не повод.
В ответ Кевин только пожал плечами.
Ахмед помрачнел:
– Я имею сообщить вам, директор, что многие из нас испытывают растущее беспокойство по поводу руководства Пси-Корпусом. Вам стоит иметь это в виду.
"Иными словами, некоторые из вас начали считать себя достаточно влиятельными, чтобы избавиться от меня", подумал Кевин, кивая собеседнику и отключая связь.
– Сэр?
– Да, мисс Александер? – Он обернулся и тут же вынужден был схватиться за что попало – в невесомости земные рефлексы снова предали его. Им оставался еще час или около того карусели – никогда не помешает прогнать несколько дополнительных проверок термоядерного двигателя, прежде чем начнется торможение на следующем участке перелета. Даже осознавая это, он предпочел бы снова обрести вес, пусть даже силу тяжести будет подменять инерция.