The Miami Herald, английское издание, 5 декабря 2115 года
Сегодня папа римский Пий XV публично заявил, что ряд до сих пор не названных священников добровольно прошли тесты на телепатию. "Всем нам должно стать ясно, – сказал Папа, находясь в Каракасе, – что неожиданное появление среди нас этих людей суть чудо – у научного сообщества нет объяснения. Господь даровал нам мужчин и женщин, которые могут заглянуть в наши души, и мы должны с радостью принять это благословение божье. Телепаты – божий дар нам, напоминание о Его любви, путь к истинному покаянию и спасению". Его Святейшество осудил насилие и подозрительность, окружающие открытие телепатии, и призвал мир объединиться и "мирно и радостно принять наших новых собратьев".
Снег больше не был мил, он стал просто ледяным. Его брюки замерзли и натирали ноги.
– Мама, мне больно. Я хочу остановиться.
Она крепче сжала его руку. "Пока нельзя", сказала она их тайным способом. "Мы должны закончить нашу игру".
"Я не хочу заканчивать ее. Я хочу домой".
От Мамы полетели многие вещи, множество фраз, которые он не понимал. Некоторые были блестящими и заставляли его плакать, другие просто делали больно. Сжав ее руку, он чувствовал себя высоким и больным, ощущал зудящую слабость в своем боку и острую боль, когда пытался вдохнуть.
Снег повалил сильнее, он с трудом мог различить красные утесы, окружавшие их.
И он услышал что-то еще. Маленькие голоса, которые говорили лишь о голоде и нужде, голоса посильнее, которые были голодными и жесткими. Слишком далекие, чтобы разобрать слова, но они ему не понравились.
"Не понравилось что?" спросила мать.
"Люди и собаки", он надулся. "Мне не нравится эта игра".
Ощущение от мамы, похожее на то, когда он проснулся от сна, в котором падал. Ее сердце билось с трудом, словно ей чем-то придавило грудную клетку.
Она остановилась и прижала его к себе. Ее одежда была ледяной и твердой, как и его, но ее щека стала теплой всего через секунду. Затем она повела его к одному из утесов.
– Давай заберемся туда, – сказала она вслух.
Скала была гладкой, пусть и не очень крутой, и карабкаться по ней было трудно. В самых сложных местах Мама подталкивала его сзади и показывала, где хвататься руками.
"Кто-то сделал эти опоры очень-очень давно", сказала она ему. "Может быть, твой пра-пра-много-пра-пра-дедушка. Ты знал об этом?"
"Зачем? Они тогда тоже играли в прятки?"
Он подумал, что она засмеялась внутри себя, – смех, который не означал, что она счастлива или она считает что-то забавным. "Да", сказала она.
"Они выиграли?"
"Нет".
Последняя часть пути была самой крутой, но затем они оказались внутри пещеры. Она была очень большой, но не слишком высокой. Мама могла встать только в нескольких местах. В пещере находилось что-то, похожее на домик, построенный из множества плоских камней. Мама отвела его за одну из стен и села там.
– Иди сюда, – произнесла она звуками, но очень тихо. На ее губах виднелись красные пятнышки.
Он залез ей под руку.
– А теперь нам нужно вести себя очень тихо, – сказала она. – И когда они придут, тебе придется играть как можно лучше. Тебе нужно думать, что пещера совершенно пуста – думай обо мне и себе просто как о валунах. Справишься? Похоже на то, как ты играл с другими ребятами?
"Да".
– Говори звуками, – с трудом произнесла она. – И помни, тихие слова используй только со мной. Больше ни с кем. Никогда. Ты понял?
– Да, мама.
– Хорошо.
Они сидели очень долго, и Мама заснула. Он знал, что снаружи люди и собаки подходят ближе. Он ощущал, что они тщательно проверили пещеру, но он делал, как ему сказали, и притворился, что он и Мама – просто камни, просто часть старого дома. И вскоре они ушли.
Он заметил, что голос Мамы слабеет. Он взял ее за обе руки – это всегда помогало, – но голос становился слабее. Он закричал на нее – не вслух, а про себя, но то, что она говорила, не имело никакого смысла, поэтому он начал прислушиваться как можно старательнее и напряженнее.
"Прощай. Я люблю тебя", услышал он, наконец.
А затем нечто иное, подобное бегущей воде – не просто звук, а ощущение чего-то обволакивающего все вокруг. Чье-то пение, бой барабанов, как в танцах Шалако. note 4 А затем у его ног словно разверзлась пропасть, и он падал, падал сквозь грозу и черные облака, молнии бушевали вокруг, вниз и вниз. У него словно что-то вынули из груди, он слышал голос своей матери, но не понимал, что она говорит, а затем ничего… ничего.
Кроме того, что он все еще падал и видел себя изнутри, словно носок, вывернутый наизнанку, и это было все, что он думал, ощущал и знал. И еще был Шалако, сияющий ослепительнее солнца и что-то рассказывающий ему. И Мама с Шалако, и все они летели вниз, в танцевальные залы мертвых, и он замерзал, и ему уже не было больно…
Но потом Мама передала ему нечто. Шалако дал ему нечто. И это причинило ему боль.
Он вскрикнул и начал проталкивать себя вверх, словно всплывая. И он плыл, и колотил руками, и тянул за что-то. Или, возможно, он нашел опоры, подобные тем, что показала ему мать, но уже не в скале, и, цепляясь за эти опоры, он карабкался вверх. Он выбрался из облаков, из-под водяных струй, гром и молнии слабели позади него, и тогда вокруг него образовалась темнота, но уже иная, не причинявшая боли.
Он проснулся в объятиях своей матери. Она крепко держала его, и он не мог заставить ее разжать руки. Наконец ему удалось выбраться, а она продолжала держать руки так, словно он еще был там. Он хотел расплакаться, но плакать было нечем. Все свои слезы он выплакал в грозу, вместе с матерью.
Марвин медленно поднял голову и выплюнул зуб. Лианг – этот гигантский сукин сын – вытянул руку вниз, чтобы снова поднять Марвина. Самое ужасное заключалось в том, что он не чувствовал никаких эмоций Лианга – ни гнева, ни страха, ничего. Лианг был холоден как камень.
Но с другими было иначе. Даже через всю комнату он мог ощутить их отвращение.
– Лианг, послушай, что я сделал?
Лианг пожал плечами.
– Босс знает, парень. Он знает, что ты такое. Он наблюдал за тобой, когда играли в покер.
– Да, я хорошо играю в покер. Ну и что?
Лианг снисходительно улыбнулся, поднял его и снова ударил.
– Один из этих чертовых чтецов мыслей, приятель.
– Да ты что…
На этот раз его ребро сломалось.
– Нет? – повторил Лианг, вытаскивая пистолет.
– Ладно, ладно, да. Самую малость.
– Хватает, чтобы мухлевать в покере. Хватает, чтобы надувать босса.
– Да.
– А что случается с теми, кто надувает босса?
– Бог мой, Лианг, давай…
Лианг вставил патрон и приложил холодное дуло пистолета к шее Марвина чуть ниже подбородка.
– Послушай, парень…
Он подождал.
Лианг взъерошил ему волосы.
– Вот тебе сделка, Марвин. Босс – добрый католик, так что ты будешь жить, если ты этого хочешь. Но прямо сейчас ты станешь его сучонком, усек? Мы будем давать тебе задания, а ты будешь работать на него.
– Да, да, я справлюсь. Помогу ему. Искать федералов – все, что нужно. Только не убивай меня, парень.
Лианг продемонстрировал свою "зубастую" улыбку.
– Ну, я скажу боссу, что мы пришли к соглашению. Но, Марвин…
– Да?
– Я – не добрый католик. Если ты засветишь босса, то будешь мечтать, чтобы я застрелил тебя…
Ее бросили в яму, и она упала на груду трупов. Она не могла даже разглядеть землю под ними.
Вокруг нее падали другие. Сверху она слышала трели птиц, рев бульдозера. Начинался дождь.
– Марта?
– Боузли!
Они нашли друг друга и обнялись, словно прикосновение и знакомый запах каждого могли унести их куда-то, в безопасное место.
Note4
Шалако – птицеобразные качинос в верованиях индейцев зуни. Подробнее см. приложение "Шалако и обрядовые танцы". – Прим. ред.