– Пожалуйста… Не надо… – всхлипнула, вся дрожа. – Не трогайте меня…
– Тогда говори. И покажи мне уже метку – я не понимаю, куда тебе её поставили, – лицо его вдруг озарилось идеей. – Ну конечно! Она у тебя там! На лобке! Или еще ниже, у самой… Я слышал, что сейчас так делают – чтобы сразу не нашли… Но я найду, можешь быть уверена…
Меня снова схватили за ноги и потянули вниз.
Тут я уже не выдержала – заорала, извернулась как могла, выдернула одну ногу из цепких объятий и изо всех сил лягнула господина ректора в грудь.
Не устояв на ногах, с глухими матерными ругательствами он обрушился на кресло рядом с кроватью и перевернулся вместе с ним на пол, явно ударившись головой.
Я совсем съежилась, желая превратиться в муравья, в букашку, в ничто, провалиться сквозь пространство и вывалиться в каком-нибудь другом мире, где нет пытающихся стащить с вас трусы ректоров, которые к тому же еще и жуткими узорами покрываются.
И тут до меня дошло, что напомнил мне узор, который я имела несчастье лицезреть на коже ректора Гордеева и у того типа в больнице.
Чешуя! Это была пятнистая змеиная чешуя!
Вдруг всё стало на свои места. Змеиная кожа, желтые, моргающие снизу вверх глаза… скрывающиеся под личиной человека ящерообразные монстры…
– Рептилоиды… – прошептала, только от этой мысли вся холодея от ужаса. – Вы… рептилоиды! – и набрав в легкие побольше воздуха снова заорала, застучав в стенку. – ПОМОГИТЕ! МЕНЯ ПОХИТИЛИ РЕПТИЛОИДЫ!
– Какие рептилоиды, дура? – ректор вдруг оказался рядом, успев не понятно каким образом выкарабкаться из-под кресла. – Каких бабок у подъездов ты наслушалась?
– А я ведь не верила… Дядь Саня мне сто раз говорил… – всхлипывала, отползая от него как можно дальше. – Фотографии показывал зародышей… Он в группе состоит в ВК, и там всё про вас знают… А я думала, он псих…
– Шапочку из фольги принести?
Я насторожилась.
– Зачем? Это вроде… от другого…
– Ну, не знаю. Защитим тебя от всего сразу. Чего мелочиться? – ректор отошел, поставил на ножки перевернутое кресло и уселся в него с крайне усталым видом. – Если уж ты в рептилоидов уверовала, назад дороги нет – тут тебе и плоская земля, и вышки 5G, и инопланетяне с анальными пробами. Или пробками? Я что-то подзабыл, какой там канон…
Я молча переваривала. Долго переваривала – минуты две.
– То есть вы… не рептилоид? – наконец, выдала.
Откинувшись на спинку, он так же молча наблюдал за мной из-под полуприкрытых глаз.
– Нет, Никитина, я не рептилоид. Хотя Аспиды… вот у них есть некоторое сходство с этой идиотской человеческой легендой. Крайне поверхностное, надо сказать.
– И… кто же вы? Что за хрень у вас на коже? И почему глаза становятся желтыми?
Он сузил глаза.
– Попридержи язык, Никитина. То, что ты, судя по твоей реакции, не шпионка, еще не даёт тебе права наглеть в моем присутствии.
Воздух ощутимо сгустился, ощущение страха вернулось.
– Кстати, я всё же осмотрю тебя, – оттолкнувшись, он пружинисто встал, заставляя меня ахнуть и еще плотнее вжаться в изголовье. – Я чувствую, что твои эмоции искренни, но тебя могли научить скрывать их. А вот клеймо не даст солгать.
– К-клеймо? – я задохнулась, когда он снова попытался раздвинуть мне ноги и сжала их плотнее.
– Метка клана, который присвоил тебя или нанял работать против других. Если ты лжешь мне и тебя подослали, оно должно быть где-нибудь на твоем теле. А раз в обычных местах нет, будем искать в необычных…
Пока я брыкалась, пытаясь защитить нижние регионы, он неожиданно напал сверху, ловким движением расстегнув на моей спине лифчик.
– Ай! – я зажмурилась, понимая, что от высвободившегося напряжения лифчик подскочил чуть ли к подбородку, и ректор смотрит на мою голую грудь.
В наступившей вслед за этим тишине единственным звуком был явственный и довольно громкий глоток. А еще стук крови в моих ушах.
Он смотрит на мою грудь… Ректор смотрит на мою грудь…
Я понимала, что нельзя так тяжело дышать, потому что сиськи вздымаются и покачиваются от моего дыхания, привлекают к себе еще больше внимания… А еще понимала, что надо немедленно перестать думать об этом – о том, лежу на кровати в одних трусиках перед ним, перед самим Гордеевым – потому что от одной только этой мысли в бедрах разливается щемящий, почти нестерпимый жар, и соски твердеют и ноют, желая прикосновения…
– Я должен… проверить… – хриплым голосом сказал ректор, снова сглатывая.