Слава богу, никто не настаивал на том, чтобы я сделала это при всей аудитории – достаточно было подойти к ректору, когда в зале останутся лишь несколько человек, в том числе и подружка Бурковой, согласившаяся засвидетельствовать акт поцелуя.
Дело в том, что ректор после своих выступлений всегда задерживался, отпустив основную массу студентов и оставив лишь нескольких несчастных, с которыми хотел «поговорить». Обычно ничего хорошего это не предвещало – вуз у нас небольшой, и ректор сам занимался дисциплинарными нарушениями и назначением наказаний, за них полагающихся. И занимался он этими нарушениями хорошо. Основательно. С чувством и расстановкой.
С другой стороны, если и существовало время и место, когда можно было поцеловать Горыныча без особых потер – это явно было не оно. Настроение у него во время таких разборок было преотвратительнейшее – как в принципе и всегда, когда ему приходилось общаться один на один со студентами.
Меня всегда удивляло, почему он никогда не зовет к себе в кабинет на подобные «разговоры» – почему всегда и со всеми разбирается вот так, при всем народе, даже если речь шла о нарушениях… интимного характера.
Вполне возможно, что дело было в банальном желании унизить. А, возможно, в кабинете он хранил плетки, наручники и прочие пыточные инструменты, которые без надобности демонстрировать не хотел. В любом случае, ни один студент не мог похвастать тем, что побывал у Гордеева кабинете.
– Давай продумаем план, чтобы ты смогла потом оправдаться, – решительно заявила Элька.
– Ты это серьезно? – удивилась я. – Что тут еще можно придумать?
– Ну, например, попросим кого-нибудь встать за спиной у Горыныча – кого-то из парней. Ты его поцелуешь, а потом сделаешь вид, что у тебя закружилась голова и ты просто промахнулась…
– Погоди, погоди, я запуталась. Поцелую парня и сделаю вид, что промахнулась? А хотела Горыныча?
– Да нет же! – Элька нетерпеливо хлопнула себя по колену. – Поцелуешь Горыныча, а сделаешь вид, что хотела поцеловать того парня – другого. И промахнулась, потому что у тебя закружилась голова! Факта поцелуя это не отменит, но, быть может, он тебя простит.
Я даже рот открыла, когда поняла ее «хитрый» план.
– Какая удивительная чушь... Кто в такое поверит? Да и зачем мне целовать кого-то в присутствии самого ректора, да еще и в то время, когда он отчитывает студентов?
– Ну… может вы давно не виделись... Или придумать другой повод…
Я нахмурилась, размышляя.
– Повод… повод… Какой тут может быть повод…
И тут вдруг до меня дошло – я действительно собираюсь это сделать! Действительно собираюсь поцеловать ректора – самого жуткого человека в университете, а возможно и во всем городе!
– Тихо-тихо, не падай! – увидев, вероятно, как я побледнела, Элька схватила меня за плечо и заставила прислониться к спинке стула. – Ничего страшного, выкрутимся… В конце концов, там еще люди будут… Не в кабинет же к нему идешь…
Это меня немного утешило.
Предоставив подруге придумать за меня отмазку за столь непростительную наглость, я угрюмо хлебала кофе и ковырялась в пироге вилкой.
Нет мне никакого спасения, все отчетливее и отчетливее понимала. Ничем я не смогу оправдать свое поведение – в любом случае это будет выглядеть либо как пранк, либо как попытка соблазнить. И то, и другое наказуемо вплоть до исключения.
Чтобы хоть как-то подбодриться, я попыталась вспомнить, чем заканчивались истории студенческих конфликтов с Горынычем… Лучше бы я этого не делала! Одного товарища – с пятого курса – даже с полицией забрали накануне выпуска в прошлом году! Якобы за нападение на ректора, а на самом деле за то, что в порыве злости вырвал из его рук бумагу с отказом отпустить в академический отпуск. И порвал ее у него на глазах.
Уж не знаю, что там было написано, в этой бумаге, и по каким причинам Горыныч отказался подписывать вполне себе оправданный отпуск по семейным причинам, но лучше бы Алексеев проглотил отказ молча. Потому что мало того, что пришлось переводится в другой вуз, еще и дело уголовное в полиции завели.
Я судорожно вздохнула.
Интересно бы узнать, как он поступает с обычными пранкстерами…
Хотя нет, лучше не знать.
– Придумала! – взвизгнула вдруг Элька. – Ты сделаешь вид, что за что-то ему благодарна и бросишься его обнимать. Быстро поцелуешь и извинишься – скажешь, что тебя просто унесло от счастья.
– Эммм… – промычала я, не совсем зная, что сказать. Предложение звучало глупо, конечно, но всё же лучше, чем падать в обморок или делать вид, что хотела поцеловать кого-то другого. – А за что я могу быть ему благодарна?