«Нет. Не может она надеяться».
Сзади, ёжась котёнком, всхлипывала от страха сестра. В зале пищали не выключенные мультики.
…А потом в дверь комнаты ударили, застучали. Заколотили и заскребли.
Туман прикрыл глаза. Скоро, вот сейчас…
И крик грянул.
***
Из окна сочился бледный, мертвенный свет. Жирная, раздутая, как жаба-альбинос, луна светила в окно и плевать хотела на тонкую занавеску.
Парень, лежавший на разобранном диване, хмурился во сне: снилось ему что-то нехорошее. Рядом, похожая на эмбриона, спала девочка лет восьми. Из ушей её тянулись провода наушников.
В комнате было тихо, в квартире – тоже.
Но вот блик, что застыл на ручке двери, дрогнул. Зашевелился. В замке тихо щёлкнуло, и дверь открылась.
Какое-то время в проёме было черно. Будто сама темнота смотрела в детскую. Затем что-то порхнуло, мелькнуло… По дверному косяку пробежали пальцы. Самыми подушечками, нежно – как по спящему коту. На луну набежали тучи.
А когда плотное, предгрозовое полотнище раздуло ветром, свет вернулся. Но в комнате уже находился третий.
Третья.
Мачеха прошлась по детской: от двери до окна, от окна – к стеллажу. В её фигуре двигались только ноги да пальцы.
Тук-скряб-тук…
По стене, по корешкам книг. Тихонько, чтоб не разбудить спящих.
Скряб-вжих…
Мачеха шагнула и замерла у дивана. Голова её склонилась на бок.
Вот парень и девочка, брат и сестра. Беловолосые, беспомощные… Два ангелочка.
Худая рука сунулась в карман, достала длинное, острое. С металлическим, сизым блеском.
Хлебный нож. Тот самый, что Туман ещё утром, скрепя сердце, натачивал по маминой просьбе.
Мачеха согнулась и вытянула руку. Кончик ножа тронул подбородок спящего: невесомо, легонько. Пощекотал ресницы. Обвёл контур губ.
Туман поморщился. Рядом, во сне, всхлипнула Алёнка.
Проснётся? Не успеет?
По груди парня прошлась рука. Пальцы – лапки паука – сплясали на сердце…
И Туман проснулся.
Багровоглазая Мачеха послала ему улыбку, горящую во тьме.
И с размаху резанула лезвием.
***
Сипя, брызгая кровью из распоротого горла, он свалился с дивана…
И очнулся.
Рука, что, грозя задушить, стискивала рану на шее, была его рукой. Да и раны-то не было.
«Кошмар. Кошмар приснился».
Стоило это осознать – и накрыло облегчение. Покряхтывая от боли (синяк на боку точно будет), Туман встал на ноги в пустой, безопасной комнате.
Слава Богу, Алёнка беззаботно дрыхла на том же месте. Туман тихонечко склонился над ней, проверил, идёт ли запись колыбельных, и получше укрыл одеялом. Затем посмотрел на часы.
«Три ноль пять, ещё далеко до петухов. Только фиг заснёшь теперь… Так, а что за дверью творится?»
Туман неслышно подкрался к ней. Прислушался, положив ладонь на полотно двери.
Под утро весь напор Мачехи сдувался: она принималась тупо бродить по комнатам, коридору… А после возвращалась в свою комнату, потеряв силы.
Спокойствие. Тишина.
Только тренькает вдалеке жизнерадостная мелодия – и в такую рань крутят мультики.
Туман перетрогал все замки и дверную ручку. На месте, в порядке. Приснится же такое.
Но не успел отойти к дивану, как случилось нечто.
Под ногами ширкнуло, взвизгнуло. И, вылетев из-под двери, по голым пальцам на ноге Тумана царапнуло лезвие. Кончик ножа, что пробился в щёлку.
Туман отскочил, запнулся о тапки и свалился.
Добрые пять минут он смотрел, как кровь из большого пальца марает ковёр. Как, пытаясь просунуться дальше, укусить, ходит под дверью лезвие.
На шестой минуте Мачеха бросила попытки. Взвыла:
– Ненавижу!..
И стала выламывать дверь по новой.
***
Мама не всегда была такой.
Всё началось полгода назад, как ушёл отец. Алёнка тогда первый класс заканчивала.
Туман помнил, как однажды пришёл домой и увидел в ванной на одну зубную щётку меньше. Давя в себе плохое предчувствие, постучал в родительскую спальню. Откликнулась мама – бледная, растерянная…
Она и рассказала, что папа ушёл. К другой, навсегда. Р-раз – и всё. Даже с детьми не попрощался.
Наверно, ему было стыдно.
Туман молча выслушал новость. Затем сел с мамой рядом и обнял её одной рукой. В мыслях было одно: «Как Алёнке сказать? Ведь папина любимица…»
Алёнка, младшая, с рождения купалась во всеобщей любви. Туман помнил, с какой гордостью он, десятилетний, возил коляску с младенцем. Менял, не брезгая, подгузники, щекотал… Но особенно её любил папа. Всегда больше всех баловал.
В то время они с мамой постоянно собачились. Туман старался не лезть в дела взрослых, сестру от них оберегал: уводил в парк или киношку, либо к тёте Ане. Думал, ерунда. У всех бывают кризисы. Обойдётся.