Туман с трудом подавил чих: запахи патоки, мёда и шоколада, смешиваясь в причудливый коктейль, шибали в нос с невероятной силой. «Сладкая женщина», – бывало, добродушно смеялась мама, получая очередной гостинец от тёти Ани.
– Что-то случилось? На тебе лица нет…
Туман кивнул. У губ сложились горькие складки.
– Мама, – сказал он – и не смог продолжить дальше.
Тётя Аня нахмурилась.
– Так, – произнесла она и скомандовала: – Пошли на кухню, расскажешь.
Туман послушно пошёл, куда было сказано. Там, на кухне, он и рассказал всё. Тётя Аня, побледнев, внимала ему с повышенным вниманием. Ахала, охала и подливала чай.
– Пей, тут мелисса и мята, успокаивает… Ты, главное, не нервничай. Всё будет хорошо.
Туман заставил себя сделать глоток. На его счастье отвар был несладким, приятно холодящим горло.
«И правда… хорошо».
– Тёть Ань, я не знаю, что будет. Мне… мне страшно.
– Успокойся. Съешь конфетку и полегчает. Сахар, энергия…
Тётя Аня закинула в рот марципановый шарик и блаженно прикрыла глаза. Помедлив, Туман последовал её примеру. Вкус миндаля, растёртого с сахарной пудрой, обволок язык, лаская все рецепторы.
– Удивительно, – вдруг улыбнулся Туман. – Я и не думал, что это так вкусно.
Тётя Аня в кои-то веки ответила на его улыбку.
– Ну вот и славно. Бери ещё.
– Спасибо, – кивнул Туман, заглатывая второй сладкий кругляш, и стал подниматься.
– Ты куда? – захлопала ресницами тётя Аня.
– Алёнку будить, – удивился её удивлению Туман. – Время уже… Домой отведу, дел ещё по горло.
– Подожди!
Но Туман уже шёл в зал.
– Алён! Вставай, кукла! Нам…
Белые уголки рисунков, торчащих из папки. Аккуратно, «по росту» сложенные карандаши. Пустой диван.
– Алён?..
Туман повернулся к подоспевшей тёте Ане.
– Я её в спальне положила, – кивнув в сторону двери, сказала она. – Пускай поспит, чего ты! Не буди ребёнка!
– Нет, – мотнул головой Туман, направляясь к комнате. – Извините, но нам пора.
«У меня дело. У меня Трио. У меня…»
Пустая кровать, застеленная покрывалом без единой складочки.
– Тёть Ань. Тёть Ань, а где моя сестра? – медленно спросил Туман, столь же медленно поворачиваясь.
Он ещё не завершил движения, когда это произошло.
Что-то щёлкнуло в ушах, как в домофоне. Комната стала белёсой, точно кофейная пенка, а тётя Аня…
Тётя Аня глянула на наручные часы и улыбнулась Туману во все тридцать два зуба.
– Всё, – сказала она, скрываясь в молочной пелене. – Отгулял, засранец.
И Туман потерял сознание.
***
Кто-то пел песенку. Странную, незнакомую песенку на чужом языке, но знакомым голосом.
Туман заворочался. Тело не слушалось: кисельное, как медуза, выброшенная на берег, оно беспомощно переваливалось туда-сюда. Запястья жгло, будто их обвязали колючей проволокой, ресницы слиплись, словно кто-то плюнул в них жвачкой, а голова… голова гудела, как колокол.
«Тётя Аня… Алёна… Я…»
Песенка оборвалась.
– Очнулся!
Липкие, горячие пальцы схватили за подбородок, впиваясь ногтями.
– Скажите: «А-а-а»… – издевательски пропела тётя Аня, пытаясь открыть рот Тумана. Он дёрнулся, ещё не понимая и, в то же время понимая, что не должен, не может поддаться ей. Нельзя!
– Открывай! – рявкнула тётя Аня, добавив нечто забористое по-немецки, и вцепилась Туману в волосы.
Вскрикнув от боли, он приоткрыл рот – и в него тут же плеснули какое-то варево.
– Глотай, Ванюш-ш-ша… глотай, – шипя, приказала тётя Аня. – Хуже будет! Алёнке твоей хуже!
«Нет! Нет…»
Содрогнувшись всем телом, Туман проглотил, что дали. Нутро тут обожгло, словно кипятком. Из глаз Ниагарой хлынули слёзы, разлепив ресницы и вернув зрение.
Тётя Аня жадно пялилась ему в лицо. Корчась от боли, Туман видел, до чего исступленно она упивается его страданиями. Жилка, что проступила на носе, белевшем в пяти сантиметрах от его, дрожала.
«Ведьма, – медленно, мучительно проползло в мозгу. – Липкая ведьма из Пряничного домика…»
– Алёна… где… моя…
– Не здесь, придурок.
– Она… он-на…
– Жива. Пока.
Тётя Аня отодвинулась – и раздвоилась; в желудке словно заворочался морской ёж.
Встав на ноги, тётя Аня отошла к дивану, чтобы взять Алёнкин альбом с рисунками. Стоило открыть его, и изрисованные листы мёртвыми бабочками слетели на пол. Корчась, Туман упал на бок рядом с одним из них. Со зрением снова случилась беда. Как ещё объяснить то, что на рисунке восьмилетней девочки обнаружилась свастика?
«Что… что там написано?» – напряжённо сощурился Туман.