Насмешка в голосе. Крохотная, едва уловимая, но для Монти достаточная, чтобы насупиться сильнее.
– Намёками сыт не будешь, – грубо ответил он, и Жорж вскинул брови, беззвучно сказав: «Нарываешься…»
«Да, нарываюсь!» – Монти сверкнул глазами в ответ. Ненависть, ярость, горе – всё, что разбухало у него внутри, подавляло природную скромность и вежливость. А презрение, нет-нет да мелькавшее во взгляде Греты, заставляло держаться настороже. «Видишь меня насквозь? А, милый еврейский мальчик?» – будто вопрошала Грета. И черти плясали в холодной голубизне…
– Мы собрались здесь, – торжественно начала Грета, – чтобы восстановить справедливость.
Жорж кивнул, а Сандра покрепче сцепила руки.
– Чтобы наказать врагов. Тех, кто ушёл от расплаты… кто продолжает радоваться, пока мы страдаем!
– «Мы»? – почти фыркнул Монти. Чем дальше, тем больше не нравилась ему эта немка. – Вы-то тут причём?
Кажется, Жорж замычал. Сидел бы поближе – отвесил бы младшему подзатыльник. А Грета повернулась к Монти всем лицом, и голос её стал нежен, как взбитые сливки.
– Ты видишь во мне врага, да, мальчик? Не веришь мне?
– Нет, – честно ответил Монти.
Грета тихонько засмеялась.
– Они тоже не верили, – сказала она, и у Монти вдруг перехватило дыхание, Сандра всхлипнула, а Жорж – громко ругнулся.
Потому что Грета закатала рукав, показывая страшные шрамы.
– Они не верили, что мы против Гитлера. Немцы – значит, враги. Без вариантов, – тихонько сказала Грета и невесело улыбнулась. Взгляд её затуманился, и тонкий палец провёл вдоль страшной отметины, что обвивала руку, точно змея-альбинос. – Когда-то я жила не здесь. Когда началась война, мою семью депортировали. Заставили работать: кого – лес валить, кого – на рудниках, а кого… – улыбка Греты превратилась в оскал. Речь её замедлилась – и потекла бурным потоком: – Меня заметили там. Один командир… Отец воспротивился. Кто захочет, чтобы дочь была подстилкой? Но силы оказались слишком неравны…
Грета прерывисто вздохнула.
– Бедный папа. Мама. Брат мой, старший, Ганс… Сестрёнка Анне… Отца расстреляли первым, затем и брата. Мама с Анне только сами умерли, не выдержав всего… Меня же передавали из рук в руки, как приз. Думала, так и сдохну, придавленная очередным вонючим мужиком… думала, скорей бы, скорей… но тут, в нашем посёлке… появились другие немцы.
– И вы стали работать на них? На фашистов? – скрежетнул Монти.
– Да, – без утайки, легко ответила Грета.
Монти задохнулся.
– Вы…
– Не торопись судить, мальчик. Да, я была с ними. Формально. И, пользуясь положением, спасала всех, кого могла, – гордо ответила Грета. – Именно спасённые замолвили за меня словечко, благодаря им я здесь. И я жива.
Монти обвёл взглядом друзей. Жорж неотрывно смотрел на Грету, глаза Сандры подозрительно блестели.
«Они верят ей. А я?..»
Видимо, спасённые были птицами высокого полёта. Как ещё объяснить то, что Грета тут, в милой квартирке, а не подыхает от сифилиса в каком-нибудь лагере? Не расстреляна до сих пор?
«Эти шрамы. Может, когда-то она просто попала в аварию? Может, она всё врёт? Всё-всё?»
– Ты сомневаешься, что я страдала, мальчик, – словно прочитав его мысли, вновь начала Грета. – Что ж, имеешь полное право на это. Как и право на месть. Как все мы. Как я.
– Кому вы хотите отомстить? – прошептала Сандра.
– Тому, кто уничтожил мою семью, – ответила Грета, и голос её зазвучал боевым рогом. – Он здесь, живой и невредимый. Успел сбежать, когда запахло жареным… а теперь стал большой шишкой. Радуется, живёт припеваючи…
Рука Греты, лежащая на столе, сжалась в кулак. Белизну кожи ярко расцветили вены.
– К нему не подобраться, но я смогу. С вашей помощью.
– Подсобит чёрт? – холодно спросил Монти.
Глаза Греты сузились. Две льдинки, два голубых кристалла.
– Верно, мальчик. Нам нужен именно чёрт.
– Бабкины сказки, – хмыкнул Монти, наблюдая за Гретой.
Та не смутилась. Лишь улыбка стала шире, того и гляди губы лопнут.
– Умный, умный мальчик… Ведь здесь не обошлось без бабки. Моей, родной бабушки, что умела колдовать.
Тихий смешок Греты пролетел по комнате, и Монти вздрогнул, заметив, как шевельнулись тени.