– Откуда вы знаете, что кольцо там? – спросил Монти. – Это мог быть другой отряд!
Грета посмотрела на него в упор, и возле уха опять пронёсся ветер.
– Я была там, около того леса. Кольцо на месте, я чувствую.
Рот Монти дёрнулся в нервной усмешке.
– Да ну? А что ж сами его не добыли? Неохота руки пачкать?
Грета не ответила на выпад. Лишь сказала тихо и просто:
– Я не могу зайти в тот лес, меня не пускают.
– Кто?
– Кости партизан. Души русских. Они чуют немецкую кровь… отголосок моей силы… А вас – пропустят.
Наступило молчание.
Оно длилось бесконечно долго. Казалось, в голове каждого из трёх скрипят шестерёнки, вспыхивают разряды мыслей. Но вот…
Ножки мягкого кресла скрежетнули по полу. Монти встал – бледный, но решительный.
– С меня хватит.
Сандра захлопала ресницами, Жорж беззвучно ругнулся, но Монти уже было плевать. Уперев тяжёлый взгляд в Грету, он добавил:
– Кормите других своими сказками. Чушью этой, собачьей! Сандра, Жорж, ну посмотрите вы на неё! Шрамы эти… Неужто верите?!
Друзья не ответили. Грета, скользнув пальцем по столу, нарисовала крестик и мимолётно улыбнулась.
– Так значит, да? – с горечью произнёс Монти. – Ну, дело ваше. А с меня хватит. Всё, баста!
Монти развернулся на каблуках – злой, зубы сжаты. Он знал, что друзья не пойдут за ним, чувствовал их взгляды, как прицел в спину. Горько, погано было на душе.
Грета заговорила, когда рука его коснулась двери:
– Разве ты не хочешь найти отца?
И Монти застыл, превратившись в камень.
– Что?.. – чужим голосом выдохнул он, оборачиваясь.
Грета не дрогнула. Подперев одной рукой голову, продолжила водить пальцами по глади стола. На Монти она не смотрела.
– Отца, что пропал в войну. Не хочешь?
– Откуда вы… – Монти запнулся, и лицо его внезапно перекосило. Губы скривила злая усмешка. – А, Жорж.
– Ничего я не…
– Значит, вы подслушали. Или с маминой подружкой поговорили. Знаю я ваши штучки! Думаете, умелый манипулятор, да? Ха! Да я вас насквозь…
Взгляд льдистых глаз резанул по нему, точно незримый меч. Распоров грудь до костей, подло ударил без предупреждения.
Боль пронзила каждую клеточку. Монти заорал, но изо рта не донеслось и звука. И тут…
Комнату заволокло пепельно-серым дымом.
«Не может бы…»
Захрипев, Монти повалился на ковёр.
«Сандра… Жорж… Это ловушка! Она…»
Слева грянул взрыв, дохнуло жаром. Пол и потолок поменялись местами, и Монти забыл, где находится, забыл своё имя, друзей и опасную Грету, забыл всё-всё-всё…
В ушах звенело, перед глазами – плыло, а в правой руке будто завёлся хищник: урча, он грыз её изнутри, ломая кости.
Но вот глаза открылись. Он всё ещё был жив, всё ещё находился в траншее. Правый рукав багровел от крови, а в паре метров дальше, среди крошева, лежал Степанов.
Точнее, его половина.
Он всхлипнул. Подполз ближе в глупом стремлении помочь. Обрубок, огрызок человека уже не шевелился, грунт жадно впитывал кровь.
Но вот что-то блеснуло у левой руки. Зеркальце Степанова. То самое, перед которым он тщательно брился каждое утро. В любую погоду, при любых обстоятельствах.
Только теперь оно было разбито. Дробилось, точно покрытое паутинкой, отражение.
Карие глаза, чёрные кудри, прилипшие ко лбу. И лицо – знакомое…
И незнакомое.
Но в миг, когда в глазах вспыхнуло понимание, рядом послышались крики.
«Фашисты. Фашисты идут», – успел понять он, когда мир снова взорвался.
***
– Итак, мальчик… – негромко сказала Грета. – Что ты скажешь теперь?
Монти – белый как простыня, весь облитый потом, – отмахнулся от рук друзей и неловко встал на ноги сам. Бледные, ошарашенные Сандра и Монти смотрели на него во все глаза. Грета же смотрела в стол, как и раньше. Словно не было её взгляда-меча.
И видения этого… не было.
– Что скажешь? Ты же видел его.
Монти не ответил.
– Я не знаю, жив ли твой отец. Могу лишь показать прошлое. Совсем чуточку. Мой дар слаб, я уже говорила. Но… – Грета медленно облизала губы, – …если мы приручим демона, мои силы возрастут. Ваши – тоже. И ты найдёшь отца, мальчик. А если он мёртв… Что ж. Окажешь костям последние почести.