Но в то время среди стиляг и правда прятались враги.
Отец, приходя с работы, рассказывал о свежих облавах. Как на квартире у того-то, стиляги, нашли валюту и запрещённые иностранные книги. Как ту застукали в постели со шпионом… Говорил про лагеря. Даже расстрелы.
Впитывая новости, Саша леденела изнутри. Но к страху примешивалось нечто особое, пьянящее. Адреналин?
«Кто же вы, кто же вы…»
Предатели? Шпионы? Идейные враги?
Просто модники, что любят музыку и танцы?
Или уставшие от серости, одинаковости, презирающие тотальный контроль? Те, кто хотят показать, что уникален каждый? Хотят освободиться?..
Стиляги были загадкой. Смотришь на них – и будто проваливаешься в другой мир. А когда в ответ на тебя глянут – краснеешь и бегом, по своим делам дальше.
Стыдно это было. Страшно.
И маняще.
***
В тот день Саша опять вспомнила драку и парня в клетчатом пиджаке. Как он ей подмигнул, улыбнулся.
А ей ли?..
«Да нет. Показалось».
Вздох.
Саша спрыгнула с подоконника. Махнула рукой, будто подзывая невидимого партнёра, и промчалась по пустому коридору в летящем вальсе.
«Как же здорово танцевать! Как же спокойно, когда никто не видит…»
– Эй, Сашка!
Вздрогнув от неожиданности, Саша обернулась. Около двери в кабинет химии стояла дежурная из параллельного класса, Зойка.
– Всё пляшешь, стрекоза? – хитро улыбнулась она. И, повертев головой по сторонам, заговорщически понизила голос: – А пластинку новую хочешь? Стиляжную?
Саша охнула.
– Да ну?! «Кости»? А не врёшь?
– Зуб даю! – ответственно заявила Зойка.
Говорят, её мать была фарцовщицей. Вёрткой – жуть! Никто за руку поймать не мог. И дочка была ей под стать: доставала самые редкие, даже иностранные вещицы. Всё, что было уникальным и запретным, чтобы обменять тайно или продать.
Зойка поманила Сашу пальцем. Зашептала на ухо – что да как, что ей нужно…
Саша думала над её предложением всю ночь. Ворочалась с боку на бок, таращась в потолок. А на следующий день принесла Зойке задаток: деньги карманные, выделенные папой на целый месяц.
Вскоре Саша уже держала в руках пластинку.
Зойка принесла её втихаря, всучила – и бегом от неё, как от огня. Мол, если что – я не я и хата не моя. Сама отвечать будешь! Саша же, горя от нетерпения, заперлась в комнате и достала пластинку – знаменитые «кости».
На деле это был старый рентгеновский снимок. Изначально квадратный, он был обрезан по краям для придания круглой формы, с дырочкой, проткнутой посередине.
И запретным джазом, записанным внутри.
Саша посмотрела пластинку на свет.
«Чудеса… И правда, рёбра! Кости! Вот это дела!»
Изворачиваясь, как могли, стиляги записывали свою музыку на чудно́й исходник. А потом танцевали под неё не менее чудны́м стилем: «атомным», «двойным гамбургским», «канадским». Это вам не приевшийся па-де-катр. Это нечто новое, свежее!
Теперь Саша считала дни до отцовской командировки. Боясь быть пойманной, ни разу не ставила пластинку у себя. Ждала, зачёркивая дни в календаре. Тайно шила себе пышную, колоколом, юбку, и даже выпросила у Зойки чуток яркой косметики.
Саша верила, что особому танцу нужен особый образ. Чтобы зажечь. Чтобы первоклассно станцевать!
А хитрая Зойка поставляла ей сведения: что да как, руки-ноги куда ставят в таком-то стиле, танце… Саша внимала ей, раскрыв рот. Впитывала с жадностью.
И вот её день настал.
Отец уехал, мать ушла в гости, Алексей умчался к друзьям. Саша оделась, накрасилась и ступила в зал. Поставила в проигрыватель костяную пластинку.
«Здравствуй, джаз!»
Воздух наполнили скрипы и всхлипы. Качество записи на самиздатовых «костях» было, конечно, не ахти, но Саша всё равно светилась от счастья.
Вот зажмурилась, представила паренька-стилягу.
«Хэй, чувиха! Погнали?»
Улыбка.
Саша крутилась в неистовом танце, чувствуя на талии тёплые руки. Закрыв глаза, всецело отдавалась новой музыке. Вся она стала свободной, невесомой, воздушной. Порхала, как бабочка, вертелась, как юла… И «атомным», и «канадским», и…