Наконец все было сметено, допит последний горшок с легким хмельным, и довольные, сытые ватажники захотели пообщаться с супротивной стороной. – Откуда сами-то вы, служивые? Где были? Чего делали? Чего вообще в мире антиресного видели?
Родион, оставшийся за старшего, хмыкнул и пожал плечами:
– Да чего? Где мы были, там нас сейчас уже нет. А чего мы делали? Ну чего еще обычно дружинные делают? У костров по вечерам сидели да кашу на сале варили, а днем, стало быть, для тех костров дрова в лесу собирали. В мире же все, так же как и раньше – когда солнышко светит, так тогда тепло, ну а как дождик только пройдет, а опосля еще и ветерок дунет, так совсем зябко становится. Вот только теми кострами, про которые я только что вам тут рассказывал, мы-то как раз и согревались.
За столом повисло молчание. Наконец до противной стороны дошел весь смысл заковыристого ответа, и ватажники обиженно засопели.
– За дураков нас здесь держите? Не хотите про себя ничего рассказывать, так бы и сказали! Для чего над хозяевами-то издеваться?
– Ладно, извиняйте, пошутил я, – улыбнулся покладисто Родька. – Лучше уж вы о себе нам поведайте. Чего делаете, чем живете, что у вас тут нового в стольном граде происходит? Вам-то на сытый живот будет легче рассказывать. – И он кивнул на крошки пирога, которые Заяц аккуратно сметал в ладонь.
– Ну а чаво рассказывать? – Тот мужик, что расправился с кашей Зайца, задумчиво почесал заросшую густым черным волосом щеку. – Еще года два назад было всем весело, работа шла, еды много, денежка – сколько ее наработаешь, вся твоя. У кажного работящего в семье был лад и покой. Я сам вон на кузне у Горыни полтора десятка лет молотом отмахал. А надоест в городе ломовую работу делать, так и в находники на емь или на чудь сбегаешь, а то и к ушкуйникам ладожским на целый сезон прибьешься. Весело там, да и при добыче опять же всегда, ну а потом возвернешься и опять за свой молот. И чего вот так дальше нам не жилось? Видать, скучно всем стало, Ярослава с его детинцами со стола прогнали. Ну, думали – теперь свобода будет, веселей заживем! И зачем нам такая строгая власть здесь нужна? А тут вона чего! Непогода вдруг ударила! Все на полях погнило, еды людям не стало, а народ озверел и лютовать начал. Все припасы, какие только в городе были, подобрали. Зерновые амбары разбили, а где даже и пожгли. Сначала боярскую и купеческую старшину разорять стали, а потом и до тех, кто попроще, добрались. Думали, как новый князь придет – добрый порядок у нас будет и весь свой народ он, конечно же, накормит! Голосистые людишки на вечевых собраниях сладкие речи про то говорили. Ага, конечно! Поверили им! До Новгорода ли тому князю, когда у него главный стол в дальнем Чернигове? За Копорье, на Нарову князь Михаил сбегал со своими полками, а потом обратно к себе на южную вотчину ушел. У нас же, вон, несмышленыша своего с ближним боярским приглядом оставил. И чего, где власть-то в городе княжья? Работы никакой нет, все артельные и мастеровые на нашем конце за дубины взялись, да и на других точно так же. Товара на выходе нет, а значит, и серебра нет, ладьи-то с наработанным никуда от нас более не уходят, да и сюда они не идут, все равно ведь здесь иноземцам покупать нечего. Раньше тати и душегубцы за состоятельным людом приходили, а теперь и самого простого посадского человека последнего имущества и жизни лишат, было бы у него чего из избы только вынести. Живем как собаки, с каждым чужаком готовы насмерть сцепится. И вас бы порвали, если бы Журавель не признал. Не знаю, где и выход есть из всего этого. Обратно бы вот все возвернуть, так бы и дальше махал своим молотом в кузне. Сейчас-то это за великую радость бы было. Обычной, людской жизни всем хочется.
– Это даа, – заворчали мужики. – У моего хозяина Галаша артель самострельная была, жили мы, горя не знали. Наперед ряд был расписан, что наши, что иноземцы все выработанное враз раскупали, – рассказывал конопатый круглолицый мужик. – А теперь нет ни Галаша того, ни его мастерской. Все ироды спалили, а самого хозяина с семьей растерзали.
– Да чего ты, у всех такие истории есть! – поддержал бывшего ремесленного сидящий с ним по соседству рыжий мужик. – У меня вон самого на дому сапожная мастерская была. Из наемных в ней только двое, а все остальные свои, ближние родичи или и вовсе из семьи. Все ведь подчистую разорили, насилу жену с детьми спасти смог, спасибо вон Никодиму Борисовичу, отбил от нас клещевских, и сам ведь там чуть было не полег.