Вы знаете меня много лет. Знаете, что я далеко не безумец. Наоборот, меня ведёт и мною руководит сам Руг. Я прошу вас ещё раз поверить мне. Поверить, что я смогу спасти оба наших народа.
В почти полной тишине, наступившей под конец выступления Корта, звонкими пощёчинами прозвучали несколько хлопков. Но никто не присоединился к ним. Они так и затухли, пройдясь эхом между стен Зала Кутх, словно круги на воде от случайно скатившегося камушка. Тем, кто хлопал, был Гвирн.
— Прекрасная речь, Корт. Возвышенная и вдохновенная. Слушая тебя, впору поверить, что и ты вправду принимаешь за истину то, что говоришь.
Но позволь прояснить кое-что. Атлурги не нуждаются в чьей-либо помощи. Сам Руг даровал нам жизнь и наши законы. Мы потомки тех, кто в одиночку выжил в пустыне. И с нынешней ситуацией справимся сами.
Тысячелетиями народ выживал сам по себе. Никто нам не помогал. И теперь нам никто не нужен. Нас не касается то, что происходит за Стеной. Народ не станет менять своего уклада жизни ради тех, кому до них никогда не было дела. Этот уклад заповедовал нам Руг. Так мы и будем жить.
Что касается того, чтобы спасать кого-то, то, как ты и говорил, дети Колоссов тоже прекрасно справлялись в одиночку. Нас с ними ничто не связывает. Народ сам за себя.
Гвирн говорил, обращаясь исключительно к народу. На Корта он не взглянул ни разу. Это и не требовалось. Атлурги безоговорочно поддерживали каждое его слово. Они одобрительно гикали и вскидывали в воздух сжатые кулаки. В сторону Корта уже никто не смотрел, как будто он стал невидимкой.
Но Гвирн этим не ограничился:
— Что касается пророчеств о конце света, то тут я должен признать скудность своих познаний. Да, с детства мой отец, достопочненный Холден, учил меня понимать волю богов. Дни, месяцы и годы проводил я в Зале Свитков, преисполняясь их мудрости. Но всё же кто я такой, чтобы браться толковать знамения? Для этого у народа есть гурнас.
Гвирн смиренно опустил голову и шагнул в сторону. Из-за его спины, словно из ниоткуда, выплыл Регут — новый гурнас Утегата. Он был одет в традиционное облачение: халат светло-песочного цвета, полностью закрывающий ноги и руки, с тёмно-бордовыми вставками по вороту, отворотам рукавов и подолу.
Корт не питал ни приязни, ни уважения к этому человеку. Регут был ставленником Гвирна, имевшим к воле богов такое же отношение, как, к примеру, житель Лиатраса. Происходящее всё больше напоминало постановку. Корт чувствовал нарастающее отвращение, но, странно, не ощущал гнева.
Регут заговорил, приняв смиренную позу:
— Народ счёл меня достойным звания гурнаса совсем недавно. Но я всю жизнь занимался тем, что изучал свитки и силился постичь тайные послания богов, скрытые в них. Спустя годы моих вопрошаний и поисков, боги заговорили со мной. Они приоткрыли для меня дверь к мудрости, и теперь я могу передать народу их волю.
В свитках Руга и других почитаемых богов ничего не говорится о конце света. Руг вышел из-за края песков не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы испытать народ. Атлурги были избраны Ругом для жизни в пустыне. И теперь он хочет убедиться, что народ живёт по его заветам. Если теперь мы не посрамим его, то Руг снова пошлёт козам приплод, полям — плодородие, а источникам — полноводие.
После смерти последнего Канга народ разделён. Наши раздоры и нашу нерешительность видят боги и гневаются на нас. Атлурги должны забыть о распрях и объединиться для того, чтобы выжить. Должны позаботиться о себе.
Всё, что нам послано сейчас — испытание. Мы должны вернуться к своим корням, к заветам Руга, чтобы пройти его. Если же сейчас мы начнём делать что-то, что никогда не делали, то Руг разгневается и погубит своих детей.
Таков смысл Знамения. Такова воля богов.
Народ выслушал гурнаса в почтительном молчании. Даже дети не прерывали тишины плачем, а вездесущие пылинки перестали крутиться в воздухе, рассевшись по выступам стен.
— Вы слышали слово вестника богов. — Корт вздрогнул от голоса, показавшегося чересчур громким в этой тишине. Теперь Регут отошёл в сторону, пропустив вперёд Гвирна. — Нет причин для паники и беспокойства. Народ должен сплотиться перед трудностями, вспомнить заветы богов, и с их помощью мы всё преодолеем.
Гвирн оборвал себя и снова отошёл в сторону.
«Сегодня он играет роль почтительного сына и атлурга», — подумалось Корту. У него не осталось сомнений в том, что всё, что он видит, — хорошо выверенный и спланированный спектакль. Главной декорацией к которому служит он сам.
На сцену вышел Ауслаг — Член Совета, до недавнего времени также претендовавший на власть.
— Совет принял решение, — пробасил он без предисловий. — Просьба Корта о новом походе отклоняется. — Эти слова были приняты одобрительными выкриками. — Мы отказываем Корту в помощи жителям Города-за-Стеной.
Также Совет пересмотрел прежнее решение об экономии воды и продовольствия в городе. Заново обсудив все аргументы и наши возможности, мы решили принять план Гвирна о перераспределении ресурсов.
К сожалению, из-за ошибочно принятого ранее решения об открытии хранилища, наши запасы воды сильно истощены. В связи с чем Совет вновь закрывает хранилище. Что касается списков на перераспределение, то они будут вывешены в Зале Кутх позднее. Гвирн любезно предложил Совету свою помощь, так что с дальнейшими вопросами обращайтесь к нему.
Ауслаг говорил ещё что-то, но Корт перестал слушать. Живот скрутило, словно он проглотил горсть ядовитых шипов. В голове билась одна мысль: он не смог. Не сумел сдвинуть с места эту махину под названием «Утегат». Слишком привычно и уютно атлургам было держаться за традиции и прошлое. Слишком страшно — сделать шаг вперёд.
Корт был глупцом, считая, что в одиночку сумеет что-то изменить. Ни ругат, ни даже сам Руг, явись он сейчас перед народом, не сумел бы убедить их свернуть с привычного пути.
Зал Кутх зашевелился. Вокруг Корта дымом песочного цвета клубились тела. Презрительные и враждебные взгляды пробивались к нему, будто сквозь толщу полупрозрачного тергеда. Атлурги с одобрительным гулом окружали Гвирна, при этом обтекая Корта так, словно его не существовало. Корт ощущал себя неподвижным валуном, оказавшимся на пути песчаного оползня.
Постепенно зал пустел. С трудом двигаясь против потока, к Корту пробились Леда, Уги и Дар. Они ничего не говорили. Просто встали рядом.
Через минуту подошёл Гадрим — один из самых старых и близких сторонников Корта. Рядом с ним мялся Мерут — молодой ученик ругата, буквально боготворивший его. Глаза парня смотрели в пол.
Гадрим хмурился. Долго, слишком долго он просто стоял и смотрел Корту в глаза. И этот взгляд говорил больше, чем любые слова.
— Прости, Корт, — наконец тяжело заговорил бывший соратник. — Я уважаю тебя как атлурга и как ругата. Я долгое время разделял твои взгляды и с чистым сердцем следовал за тобой. Но я не могу согласиться с тем, что ты сказал сегодня. Я всегда хотел лишь одного — заботиться о моём народе. Но твои идеи больше не соответствуют моим устремлениям. Здесь наши пути расходятся.
Корт посмотрел на Мерута, ожидая, что тот скажет. Но парень по-прежнему смотрел в сторону. Лишь густо покрасневшие шея и уши говорили о возможных сожалениях.
Корт собрал разбежавшиеся мысли и хмыкнул.
— Не надо ничего объяснять. Я слишком хорошо тебя знаю, старый друг. Каждый из нас волен идти своим путём. Ты свой выбрал, как и я.
И продолжил, повернувшись к Меруту:
— Не вини себя, парень. Я не виню.
— Спасибо, — промямлил тот в ответ.
Корт улыбнулся. По крайней мере, все, кто следовал за ним последний год, были людьми принципов. Их нельзя было купить пустыми обещаниями и красивыми словами. Они делали то, что велело им сердце.
От этой мысли слегка полегчало. Гадрим и Мерут ушли. Их осталось четверо.
***
Во время Утегатола Юта стояла в стороне. Со вчерашнего утра до начала собрания она не покидала своего лурда. Только за несколько часов до сбора атлургов к ней зашёл Гвирн, хотя она ждала не его. Атлург сообщил ей, что ему удалось договориться с Советом о том, чтобы Юта осталась в городе. Он не раскрыл деталей. Сказал только, что весь город стоит на ушах из-за появления знамения, и ему нужно готовиться к Утегатолу.