— И все же я не верю, что с любовью. Я помню все иначе, ши Димант. Тем удивительнее, что вы решили поздороваться и потанцевать со мной.
— Разве я мог не прилететь, когда вы так прозрачно напомнили мне о себе, о том, что не забывали столько лет, даже тосковали, представляли меня в своих фантазиях.
— Что за бред?
Я слегка отклонилась назад в крепких объятиях Диманта, развеселившись. Вот его несет! И главное — куда и зачем? Ниар, кстати, всегда был странным, замкнутым, вечно о чем-то думающим и этот его цепкий, пробирающий до костей оценивающий взгляд. Весь такой таинственный, с дикой аурой опасности. Я помню! Да, я все помню, и тот трепет, что охватывал меня и не отпускал, пока Ниар смотрел на меня.
Он склонился ко мне ниже, возбуждая не столько запахом, сколько магнетическим взглядом алых глаз. И то, как затрепетали его ноздри, превращая мужчину в настоящего хищника, все это так захватывающе смотрелось, не оторваться. Вот честно, меня сейчас и за уши не оттянуть от Ниара. Не хочу!
И, наверное, я совершила бы какую-нибудь глупость, если бы не его следующие слова, которые отрезвили меня похлеще ледяной воды.
— Вы нарисовали меня и вот я здесь, у ваших ног, моя покровительница!
— Кто? Что? — выкрикнула я в ответ и задергалась в стальных кандалах объятий Диманта. Только покровительницей мне для полного счастья стать не хватало! Да в черную дыру такую ответственность! — Я никогда не рисовала тебя! С чего ты это взял! — возмутилась до глубины души.
Шиянарец нехотя отпустил меня, покопался в своем комме и показал мне — кто бы мог подумать! — картину тетушки Линды. С моей же рукотворной подписью. Вся суть подлянки стала мне предельно понятной, когда Ниар растянул губы в коварной улыбке, становясь очень похожим на типа слева, того, что олицетворял демона.
— Это не ты! И совершенно непохож.
— Да ну. Вылитый я, — невозмутимо отозвался Димант и состроил бровки домиком, парадируя лик справа, который отвечал за ангела.
— Да не ты это! — не выдержала я, когда поняла, что Ниар специально старается быть похожим на неизвестного с картины. Неужели тетушка не сама его придумала, а срисовала с чьих-то фотографий? Нет-нет, этого просто не может быть. Я не верю в совпадения и вонючий случай! Нет!
— Не похож, свободен! — выкрикнула, сжав руки в кулаки.
— Дарья, — наглец даже имя мое протянул так нежно и ласково, что я чуть лужицей не растеклась у его ног, — не стоит стесняться своих чувств. Я же говорил, что тоже не забывал тебя ни на секундочку, моя коварная бабочка.
— О, бабочка, — опробовала я возмутиться.
Но когда тебя медленно притягивают к твердой и такой каменной груди, которую хочется пощупать и потереться щекой, чтобы собрать умопомрачительный запах. В общем, сложно возмущаться в таких условиях.
— Уже не лягушка?
— Хочешь остаться ею? — насмешливо шевельнул он дыханием волосы на макушке.
Я пригрелась на его груди, топталась, уже даже не попадая в ритм танца, не обращая внимания, что мы стали объектом заинтересованности всего клуба.
— Нет, — мотнула головой и заметила Лизу с мужем, который удерживал ее, не позволяя подойти ко мне, точнее, к нам с Ниаром.
Стемп, кстати, выглядел несколько растерянным, настороженным, зато Лиза злой и возмущенной. Она делала мне знак рукой, чтобы я подошла к ней, но я поморщилась и мотнула головой. Никуда я не пойду! Мне сейчас так приятно. Меня еще никто так к себе не прижимал и осторожно не вел в танце. И лягушкой никто никогда, кроме него, не называл, тем более бабочкой. Для всех я лишь собственность Манаука.
— Тоже детей от меня хочешь? — надменно уточнила, тая в себе обиду.
— Каждый мужчина хочет от своей женщины детей, — опуская голос до сексуальной хрипотцы, произнес Димант, опаляя своим взглядом не хуже открытого пламени.
Он мне вызов бросил?
— Я не твоя женщина, — по слогам произнесла, растягивая губы в коварной ухмылке.
Ниар внезапно стал злым, прижал меня к себе сильнее. Крепко обхватив рукой затылок, не давая отстраниться, он склонился к самому уху, пугающе вкрадчиво прошептал:
— Вот тут, моя бабочка, ты глубоко заблуждаешься.
«Это была моя самая ужасная ошибка — публичная порка. Я не ожидала, что для меня это будет неприемлемо, больно и унизительно. Да, я мазохистка, да, я всегда искала особенные приключения для своего очаровательного зада, но когда я оказалась прикована к кресту, полностью обнаженная под десятками алчных взглядов, извивающаяся от боли, не получающая ни капли наслаждения и той самой эйфории, которую вечно ищу, я разрыдалась, умоляя остановиться. Но он, как всегда, был непреклонен, нарушая все установленные правила, считая, что он лучше знает мое тело, но это не так! Нет, не так! С моей души сдирали кожу, она кровоточила, сжималась в судорогах. А они смотрели, наслаждались, питались моими страданиями. Это было ужасно. Эта агония сжигала мое сознание, но не позволяла полностью раствориться в спасительной боли.