Стражник вздохнул.
— Да тут и говорить-то нечего…
Рассказ молодого стражника Дарин и Барклюня выслушали молча и только изумленно переглядывались.
— Вопиющее нарушение закона! — торжествующе воскликнул Барклюня: его очень радовала мысль о том, что уж сейчас старшему тюремщику не миновать больших неприятностей. — Сегодня же доложу господину Гораму!
— То есть, этот… как его? Кехелус просто оказался не в том месте и не в то время? Никто не видел, что убил торговца именно он? И его замели только потому, что он случайно в потасовку затесался? — недоверчиво спросил Дарин.
Стражник мотнул головой.
— Кто убил, уж известно… а этому вашему Кехелусу, — он осторожно ощупал синяк на скуле. — Надо было не морды стражникам бить, а объяснить, что к чему. Его б и отпустили, после выяснения. А он буянить начал! Кричал, чтоб не смели его касаться, видать умом повредился, — стражник покачал головой. — А потом и драться начал. Тут уж стража за него всерьез взялась! А потом он, на свою беду нос племяннику Мунгара сломал. Тот и велел его к дяде в Морскую тюрьму доставить. А в тюрьме он просто взбесился! Тогда господин Мунгар и велел его в кандалы заковать, в отдельную камеру посадить и собственноручно имя в список внес, чтоб с утра на рудники отправить. Проучить хотел…
Дарин покачал головой.
— Слыхал, Барклюня? Стало быть, этот Кехелус — вовсе не убийца? А в рудники его — только за то, что он подрался с племянником Мунгара?
— Все рассказал? — грозно спросил Барклюня. — Ну, доложу господину Гораму о таком самоуправстве, попляшете вы у него! Без суда стряпчих человека на рудники отправили! Самоуправство! А самоуправства господин Горам очень не любят!
— Да я… — пробормотал несчастный стражник, багровея.
— Сегодня же вечером, — снова пообещал Барклюза, — Поговорю с господином Горамом лично! Пусть распоряжение подпишут, чтоб освободить невиновного.
— Не успеете, — пробурчал стражник.
— Как не успеем?! — встрепенулся Дарин. — Разве отплытие не завтра в полдень? Во время Ярмарки ни один корабль из бухты не выйдет!
— С прошлого месяца на рудники арестантов дозволено возить и во время Ярмарки. Корабль вот-вот с якоря снимется, — стражник тяжело вздохнул. — Ох, не жить мне теперь…
— Приказ за номеров три-дробь-пять! — хлопнул себя по лбу Барклюня. — Точно! Как корабль называется? — быстро спросил Барклюня.
— «Весенний цветок».
Секретарь подскочил.
— Скорей в Управление! Я распоряжение возьму и печать на него поставлю, а документ завтра задним числом оформлю!
И они бросились бежать.
Дарин несся со всех ног, так, что только ветер у ушах свистел, но щуплый Барклюня не отставал.
— Печать, — пытался выговорить он на всем ходу. — Печать в кабинете у меня! А завтра полный документ напишу!
— А не нагорит тебе от Горама? — выкрикнул Дарин, перепрыгивая через кучи водорослей, выброшенных на берег приливом. — Не нагорит за самоуправство?
— Это не само… мы ж невинного человека от рудников спасаем! — секретарь поскользнулся и чуть не растянулся. — А господин Горам любит, что бы все… чтобы все по справедливости! Человека без суда стряпчих на рудники отправить! Уже сейчас Мунгарм не отвертится! Отвечать ему придется!
Дарин почувствовал, как в боку у него закололо так, что не вздохнуть. Он на мгновение остановился, отдышался и бросился дальше.
Они промчались мимо кораблей в бухте, мимо перевернутых рыбацких лодок на берегу… до ворот Управления было уже рукой подать, как вдруг раздался чей-то громкий звучный голос:
— Эй, эй!
Дарин затормозил, озираясь. Кричала его знакомая русалка, носовая фигура корабля «Любимица морей».
— Приветствую, — еле выговорил он, превозмогая боль в боку. — Желаю… уф…
— Ты узнал? — нетерпеливо спросила она. — Узнал?
— Что узнал? А! — спохватился Дарин. — Когда «Морской тритон» а Лутаку приходит? Блин! Забыл!
Русалка сердито сдвинула брови, Дарин заторопился.
— Да это не беда! Вот, смотри, кто со мной! Это секретарь Морского Управления, Барклюня! Он тебе и скажет. Барклюня, капитанские сводки помнишь? Когда в Лутаку «Морской Тритон» придет?
— Через четыре дня, — откликнулся запыхавшийся секретарь.
Русалка расцвела улыбкой.
— Так скоро! — она порывисто вздохнула. — Жду, не дождусь! Помню, мы…
Дарин понял, что разговор будет долгим.
— Извини, — быстро сказал он. — Мы с Барклюней спешим страшно!
Русалка умолкла и сложила руки на груди.
— Куда это вы торопитесь? — недовольно спросила она.
— Доброе дело делаем, — объявил Дарин. — Как тимуровцы, ага. Человека из тюрьмы освобождаем!
— Что за человек?
— Понятия не имею! Не видел его никогда. Знаю только, что зовут Кехелус. Ну, все, пора мне! Желаю процве…
— Кехелус, Кехелус… — задумалась русалка. — Где-то я это имя уже слышала. Так сразу и не припомню…
— Опоздаем! — в ужасе воскликнул Барклюня и припустил к Морскому Управлению что было духу.
— Пока! — крикнул Дарин русалке и тут же поправился. — Желаю процветания!
И помчался вслед за Барклюней. Приятель на всем ходу уже влетал за ворота Управления.
— Кехелус, Кехелус, — бормотала русалка, глядя им вслед, и вдруг хлопнула себя по лбу.
— Эй, эй! — отчаянным голосом закричала она, одновременно пытаясь вспомнить, как зовут парня: имя у него было чудное, похожее на гномское. Русалка лихорадочно порылась в памяти.
— Дарин! Стой! Стой! Я вспомнила, кто такой Кехелус!
Но Дарин и Барклюня ее уже не слышали.
…По давней традиции все три дня Ярмарки корабли не покидали тихую бухту Лутаки, но, видно, горные тролли, эти «истинные таланты в области педагогики», так скучали без любимого дела, что для них решили сделать исключение.
Дарин и Барклюня успели в последнюю минуту:
«Весенний цветок» был готов к отплытию. По палубе прохаживалось несколько стражников: все, как на подбор рослые, широкоплечие. С борта корабля на берег был перекинут трап — узкая длинная доска — и два матроса готовились затащить его на борт. Дарин не раз видел, как ловко бегают по трапу моряки, но сам взбежать по шаткой доске не решился бы ни за какие коврижки.
— Эй! — завопил Барклюня, размахивая бумагой. — Эй, на корабле!
К борту приблизился один из стражников. Крепкий и могучий, он на полторы головы возвышался над остальными, которые тоже были отнюдь не маленького роста. На правой руке, по локоть, у стражника был намотан длинный кожаный кнут.
— Чего голосишь? — хмуро поинтересовался чернобородый, холодно разглядывая взъерошенного запыхавшегося секретаря.
— Приказ от господина Горама, главы Морского Управления! Живо сюда!
— От господина Горама? — оплетенной рукоятью кнута стражник почесал в бороде. — За пять минут до отхода? Что за приказ?
— Освободить человека по имени Кехелус! — крикнул Барклюня и, привстав на цыпочки, показал листок гербовой бумаги.
— Вкралась ошибка! — поспешно объяснил Дарин. Чернобородый не обратил на него ни малейшего внимания. Он повелительным тоном бросил пару слов матросам и те, ругаясь, на чем свет стоит, сбросили трап.
Один из них сбежал на берег и приблизился к Барклюне. Секретарь вручил ему бумагу.
— Распоряжение, — как можно внушительней сказал Барклюня. — Вот, видишь? Личная печать господина Горама!
— Вижу, — недовольно буркнул матрос, держа документ вверх ногами — команда «Весеннего цветка» явно была не сильна в грамоте. — Передам.
Чернобородый стражник, получив приказ, впился глазами в бумагу. Возможно, неровные строчки, второпях нацарапанные Барклюней, и не внушали ему доверия, но в подлинности печати главы Морского Управления сомневаться не приходилось.
— Кехелус? — угрюмо переспросил чернобородый. — Это еще кто?
Другой стражник подсунул ему развернутый свиток.
Чернобородый, сдвинув лохматые брови, просмотрел список арестантов. На лице его отразилась досада.
— А, этот… — сквозь зубы пробормотал стражник. — Номер пятьдесят первый. Нашли, кого освобождать! По нему рудники плачут…