вечером одну хорошую знакомую в театр
Лентовского сопровождал - там «Корневильские
колокола» давали...
... Ещё совсем недавно Петион был гусаром.
Служба в лейб-гвардии Его Величества
гусарском полку престижна. Квартирует он не в
какой-нибудь глухой провинции, а в Царском
Селе. Его шефом, по традиции, является сам
император. Млеют сердца дам и девиц при виде
красавцев в красных с золотыми шнурами
133
венгерках и синих, в обтяжку, чикчирах. Весело
живут царскосельские гусары. Не случайно в
шутливой песне «Журавель», в которой по
куплету о всех гвардейских и многих армейских
полках, поётся:
Лейб-гусары пьют одно
Лишь шампанское вино.
Но далеко не каждому такая служба по
карману. Жалования не хватит даже на парадную,
служебную и повседневную формы, да весьма
солидные взносы в полковое офицерское
собрание. По традиции, каждый новичок обязан
оплатить стоимость серебряного столового
прибора. А кроме того, надо купить хорошую
строевую лошадь, притом обязательно белой или
серой масти. Конечно, можно получить и
казённую. Но это считается дурным тоном.
У поручика Петиона, потомка французских
эмигрантов, бежавших в конце XVIII века от
якобинского террора в Россию, ничего кроме
жалования не было. Не досталось ему от
родителей какого-либо движимого и недвижимого
имущества. Рассчитывал он на наследство от
дальней родственницы по материнской линии. Но
та, сказав, что гусар непременно всё промотает,
завещала богатое имение в Калужской губернии и
два доходных дома в Москве другому
троюродному
племяннику,
благообразному
молодому человеку служащему в Святейшем
Синоде.
134
Выбор у Карла был невелик - перевод в
армейскую кавалерию и служба в какой-нибудь
Тмутаракани или отставка. Он предпочёл
последнее. Тем более, товарищ по эскадрону граф
Рибопьер предложил весьма достойное занятие -
место управляющего его московскими призовыми
рысистой и скаковой конюшнями. В Москве
Петион, как говорится, пришёлся ко двору.
Мало кто, решительно не имея никаких
средств, принят в свете на равных. Петион
оказался исключением из правил. Как метеор
носился он по Москве. Балы и театры,
Английский клуб и Артистический кружок, бега и
скачки... Ежедневно, если не вечером, то ночью
или под утро, появлялся он у «Яра». И везде был
желанный гость и душа компании. Его любили за
весёлый
нрав,
умение
вовремя
сказать
комплимент, готовность оказать мелкие услуги...
- Алексей, что же ты до сих пор не
познакомил нас со своим товарищем?
Узнав, что перед ним чиновник особых
поручений при московском генерал-губернаторе,
приехавший по служебной надобности, Петион
стал официален:
- В таком случае прошу во флигель, в мой
кабинет. Там мы не будем мешать людям
веселиться.
Стены
небольшого,
со
вкусом
обставленного,
кабинета
были
увешаны
картинами,
гравюрами,
литографиями
и
135
фотографическими
портретами
знаменитых
скакунов. Рысаков Петион не любил и не
понимал, настоящая его страсть - английские
чистокровки. Увлечение это настолько сильное,
что не смотря на бурную светскую жизнь,
находил
он
время
для
составления
генеалогических таблиц, в которых решил разбить
всех верховых лошадей России по маточным
гнёздам. Дай бог ему удачи, подумал Алексей,
хорошее подспорье получится для наших
коннозаводчиков, стремящихся отвести скакунов
не хуже английских и французских.
-
Ты
только
посмотри
-
какая
восхитительная пастель! - Петион указал на
небольшую картину над письменным столом. -
Работа самого Николая Сверчкова. Не поверишь,
но мы с Георгием её на Сухаревке нашли. Сейчас
пытаюсь выяснить, что за кобыла изображена.
Судя по формам с завода Мосолова... Впрочем, вы
ведь по делу?
- И весьма неприятному, - Голиков достал
из портфеля письма. - Это поступило в адрес
вице-президента бегового общества, а вот эти
были посланы по почте пятнадцати уважаемым
беговым спортсменам и коннозаводчикам. Его
сиятельство поручил мне разобраться и доложить
ему.
Прочитав, Петион побледнел и прикусил
нижнюю губу. Алексей знал, это верный признак
ярости. Вспомнил, как несколько лет назад они
136
искали рибопьеровских рысаков, украденных
харьковскими цыганами. Именно так выглядел
Карлуша, когда выяснилось, что помощник
изюмского исправника пособник конокрадов.
Побледнел, прикусил губу, а потом схватил хлыст
и начал охаживать им продажного полицейского.
Даже на присутствие судебного следователя и
прокурора не посмотрел!
Наконец Петион обрёл дар речи:
- Каков мерзавец! И хоть бы единое слово
правды, сплошное враньё.
- И даже про женщин? - хитро прищурился
Алексей, хорошо знавший о его давней гусарской
привычке всегда совмещать служение Вакху и
Венере. Как-то Петион признался, что его
возбуждают только женщины под шафе. По
словам гусара, они в постели ведут себя
естественнее,
без
всякого
жеманства
и
притворства.
- Даже! Мы с Георгием договорились баб в
нашу холостяцкую обитель не водить. Я из-за
этого с одним своим приятелем чуть не
разругался. Племянник его завел роман с
замужней дамой. Та у себя принимать его не
может, а в гостиницу идти стесняется. Вот
Алексей Андреевич и попросил приютить
любовников на несколько часиков. А я отказал.
- Алексей Андреевич? - встрепенулся
Голиков. - Не Зарудный часом?
137
- Да, Зарудный. Мы с ним с Петербурга
приятельствуем. Наш
брат
кавалерист, в
молодости в кирасирском великой княгини Марии
Николавны полку служил. Достойный человек.
- Вы полагаете? - Голиков достал из
портфеля несколько густо исписанных листов
бумаги. - Полюбопытствуйте.
Это были собственноручные показания
содержательницы публичного дома Клары Мерц и
двух её девиц о том, что они «вечером 28 июля
1883 года под диктовку господина Зарудного
А.А., написали шестнадцать анонимных писем,
порочащих
честь
и
достоинство
графа
Рибопьера и управлшяющего его конюшней
Петиона».
Прочитав показания Петион развел руками:
- Какая грязь... И из-за такой мелочи...
Потом стремительно вскочил из-за стола:
-
Да я этого подлеца к барьеру!
Немедленно!
- Успокойся, Карлуша, - остановил его
Лавровский. - Недостойны такие мерзавцы
вызова. Да и была тебе охота из-за всякого
прохвоста под суд идти?
- Ну, так морду ему набью!
- Тогда заодно измордуй уж и Дубецкого,
Котовича, Рабутовского. Все они одна шайка.
- Вы ещё Грязнова забыли, - уточнил
Голиков. - Это, Карл Александрович, тот самый
тип, которого вам племянником Зарудного
138
представляли. Но заняться рукоприкладством в
отношении его вам, увы, не удастся. Он уже
арестован.
Петион растерялся: