– Проходите, проходите, – мать проталкивает нас вперед. – Не надо уходить, сейчас будем ужинать.
– Еще успеешь уйти! Разувайся и проходи к столу, нужно познакомиться, – отец грозно кинул Альберту.
Мать суетилась, подавая скромный ужин из картошки и капусты, по всей видимости, именно их запах я учуяла у дома.
– Где была? – он грозно бросил мне.
Разумно было бы соврать, но я рассказала всё, как было. Альберт с ужасом следил за происходящим.
Отец дослушал до конца, уважительно покачал головой и добавил:
– Ты смелая. Переночуете у нас, а утром чтобы ноги вашей здесь не было. Надеюсь, вернётесь домой.
Мы легли спать около полуночи, мама долго расспрашивала о Наденьке. Когда мы проснулись, отец не спал, скручивал сигареты-самокрутки.
– Сейчас завтракаете и уходите, – коротко заключил он.
– Спасибо!
Мать долго плакала, просила, чтобы я ей писала. Отец ухмылялся:
– Перестань, дура старая, оттуда письма не доходят.
На улице было прохладное утро. Я в последний раз посмотрела на родной дом, мы завернули за угол. Двое мужчин следовали за нами, ещё двое, пересекая улицу, приближались со стороны, прижимая нас к стене дома. Трое в длинных, кожаных плащах, выросли перед нами. Чёрная машина не заставила себя ждать.
– Проедемте с нами! – без права на выбор предложили они.
Мы ехали недолго. Нас доставили в хорошо охраняемое место. Обилие военных, колючей проволоки и высоких стен лишало всяких надежд. Едва мы вышли из машины, нас разлучили. Напоследок Альберт крикнул:
– Женя, всё будет хорошо!
Со мной не церемонились. Ударяя прикладами, загнали в холодный барак, обустроенный под камеры. В нос ударили холод и зловония. Узкая камера, в которой не было ничего, кроме ведра для малой нужды. Я прижалась к стене и сползла на пол. Маленькое окошко под самым потолком мало-мальски освещало мою темницу. Этого было достаточно, чтобы рассмотреть выцарапанные надписи. Я стала читать, ужас охватил с новой силой. Это были слова прощания. По всей видимости, узники этого склепа давно были похоронены. От осознания скорой, мучительной кончины я вскрикнула. Боясь привлечь к себе внимание, я плотно зажала рот. Скукожилась и беззвучно заплакала. Тогда я поняла, что всё закончено и осталось недолго. Кого винить в том, что меня убьют? Я думаю, это соседи подслушали разговор и донесли.
Гнетущая тишина доводила до безумия. В бараке была я и часовой. Совсем юный мальчик, возможно, ровесник моей Наденьки.
– Послушай, как тебя зовут? – я мягко обратилась к нему.
В ответ он быстро подошёл и с презрением глянул в глаза. Его рот скривился, он пробубнил что-то нецензурное сквозь сжатые зубы.
– Что? – доверчиво обратилась к нему.
Он громко харкнул и плюнул на пол.
– Замолчи! Тварь! – теперь его голос звучал звонко и разборчиво.
Такого я не ожидала, мне стало страшно. Я вжалась в дальний угол и старалась дышать как можно тише. Подняв глаза к жалкому окошку, я спросила:
– За что?!
Серое небо смотрело на меня. По его цвету и освещению несложно догадаться – вечереет. Невзирая на голод, жажду и отсутствие кровати, я скукожилась в углу и задремала.
Я проснулась от скрежета замка. Луч света врезался в меня. Он ослепил, я не могла рассмотреть, кто прячется за ним.
– На выход! – командовал грозный голос.
Спотыкаясь, я выбралась из барака. Мне сковали руки. Грубо схватив за предплечье, мучитель с фонариком поволок меня через весь двор. Это оказался высокий мужчина средних лет. Он был лысым, с перебитым носом и большими бесцветными глазами.
Снова дверь, лестница, второй этаж, до конца коридора. И вот меня затолкали в комнату с тремя стульями и столом. Он велел:
– Садитесь!
Он внимательно осмотрел меня. В его глазах были оценка и сомнение. Дверь открылась, вошёл ещё один мужчина.
Бросил лёгкую папку на стол и спросил:
– Это всё?
– Да, – не отрываясь от меня, ответил лысый.
Пришедший был светло-русый, коренастый мужчина с глубоким шрамом на щеке. Его живые зелёные глаза несколько раз бегло посмотрели на меня. Перебирая документы, объяснил:
– Этот шрам я получил во время войны. Наш отряд окружили. Бой был тяжелым. Осколочное ранение, – он поднял глаза и тут же добавил: – Евгения, говорю это на случай, если вам также любопытна природа моего увечья, как и вашему мужу.
Они знают наши настоящие имена, притворятся Екатериной не было смысла.
– Где Альберт?
– В соседней комнате, – продолжил русый.
– Как вас зовут? – я решила поближе узнать тех людей, что отправят меня на виселицу.
– Будем использовать имена, без званий, отчеств и фамилий. Идёт? – русый обратился к лысому.