Выбрать главу

В Светлой академии учились и другие красавицы, но для него Дэлинея была особенной. Хотя, почему только для него? Даже Ферендель оценил ее нежность и сдержанное достоинство.

Митар хмыкнул. Маяться от тоски и изводить себя грезами? Достаточно того, что родовитый оболтус Викрибер ходит за нею по пятам. Правда, любая другая постаралась бы окрутить богатого студиоза, но Дэлинея оставалась гордой и неприступной.

Вспомнил первую встречу. На зачете, увидев вместо привычного магистра Олидера его, она украдкой, скрывая жалость, прошлась по его фигуре, осмотрела шрам и скромно опустила глаза. И именно ее сострадание вкупе с любопытством больно задели Айтена. Когда подошла очередь Дэлинеи отвечать на вопросы, он в отместку постарался доказать: в жалости инквизиторы не нуждаются. Нацепив ехидную ухмылку, сыпал каверзными вопросами, на которые, конечно, она не могла ответить. Однако Дэлинея не стала наигранно хлопать огромными глазищами, кокетничать, лить слезы. Просто взглянула ему в глаза и выдержала тяжелый, давящий взгляд.

Митар на мгновение утонул в холодных озерах. А когда вынырнул, почувствовал, что утратил равновесие.

Мерзавка чувствовала его злорадство, несправедливые придирки, догадалась о причине, но решила остаться гордой, выучить лекции и на равных держать ответ. Упорно посещала консультации, задавала неглупые вопросы, готовясь в пересдаче в конце полугодия. А потом Митар спохватился, что ждет ее лекций в ее группе, хочет увидеть бездонные глаза, смотрящие с состраданием, пониманием и превосходством первой красавицы…

А затем спохватился, что старается не поворачиваться к ней левой половиной, но мерзавка намеренно садится в левой половине класса. Под ее жгучим, оголяющим взором он смущался. Хотя прежде думал, что уже давно не способен испытывать стеснение. Боролся с собой, желая избавиться от возникающих чувств, и вроде бы справился, но случайно подслушанные слова пробили в его «коконе» брешь.

Он спешил на лекцию, когда свернув на повороте, услышал разговор впереди идущих учениц.

— …Магистр жуток. От одного взгляда на его жуткий шрам, меня тошнит. Дрожат ноги, и немеет язык… — Митар знал, какое производит впечатление, но что на это ответит Дэлинея? Он застыл за их спинами.

— Человек, занимающийся истреблением других, и должен быть безобразным. Это как наказание, — усмехнулась язвительно другая из спутниц.

— Он не безобразен, — возразила Дэлинея. — Будь он без шрама, вы бы под его взглядом также робели.

— Это потому, что он безобразен и в душе!

— Он инквизитор — мужчина, насмотревшийся на отступников-чернокнижников. Думаю, и к нам, студиозам магической академии не испытывает особых симпатий, но держит себя в руках.

— Как же! Вон как на тебе отыгрывается! — тогда Митар не знал, что это Ивет Сонеза, но ее противный голос, орлиный нос запомнил, потому что каждое ее слово причиняло муку.

— Почему же отыгрывается? — возразила спокойно Дэлинея. — Он лишь указал на пробелы в знаниях. Или не доучила я, а виноват он?

— Он мстит тебе, потому что ты красивая, — не отступали подруги.

— Глупости! Он не из тех, кто отдает предпочтение внешности. Он умеет смотреть глубже и видит то, что незаметно другим.

— Ты влюбилась?! Ха! Красавица в урода?!

Красавица фыркнула:

— Он не урод. Шрам говорит о его мужественности. И он как раз не из тех, кто привык вечерами сидеть дома и уминать кексы с вареньем.

— Да ты точно влюбилась!

— Глупые! Для вас важна внешность. А ведь красота ничего не стоит. Она может исчезнуть, и человек без красивой ширмы остается… — они вошли в класс, а взволнованный Митар, лишь совладав с волнением, решился войти следом…

В течение лекции старался не смотреть в ее сторону, но от надежды, что она испытывает к нему симпатию и считает мужественным — был смущен и взволнован.

И все же Митар боялся верить.

«Нет ничего хуже самообмана, — считал он. — Избалованная, тщеславная красавица может говорит умные вещи, но как только встанет перед выбором — предпочтет смазливого жениха». На этой злой мысли решил перестать думать о ней.

«Жива, невредима — и хвала Всевидящему», — пришпорил коня и помчался по петляющей тропе к развалинам.

Полуразвалившийся остов старинного поместья опоясывали сырые каменные глыбы с пожухлой травой, припорошенной пожелтевшими листьями. Разрушенные колонны бального зала, оплетенные порослью давно одичалого сада, навевали мысли о бренности бытия. Стылый воздух пропитался запахом прелости и грибницы, исходящим от земли и густых, влажных кустарников, резко переходящих в подлесок. При малейшем касании к полысевшим веткам осыпало холодными, крупными каплями… Тревожный, обманчивый покой безлюдного места настораживал даже его — уверенного в собственных силах мужчину.