Отец присвистнул.
– Двести пятнадцать.
– Для крыльев тоже нужно место!
Отец пихнул его локтем.
– Халтуришь. Вот так надо. Смотри.
Около девяти Тимоти вышел на улицу, где стояла обычная октябрьская погода. Под порывами то теплого, то холодного ветра он два часа бродил по лугам, собирая поганки и пауков.
Он миновал фермерский дом. «Знать бы вам, что в нашем доме творится!» – сказал он, обращаясь к освещенным окнам. Взобрался на холм и стал смотреть на далекий город, готовившийся ко сну, на далекий белый круг церковных часов. Город тоже ни о чем не знал.
Домой Тимоти принес много банок с поганками и пауками.
В подвальной часовне устроили краткую церемонию, отец читал нараспев таинственные строки; красивые, белые, как слоновая кость, руки матери чертили в воздухе благословения наоборот, дети присутствовали все, кроме Сеси, которая лежала наверху в кровати. Впрочем, Сеси тоже присутствовала. Она выглядывала из глазниц то Биона, то Сэмюэла, то матери; чувствуешь, что-то стронулось, и вот она уже в тебя вошла и вышла мимолетом.
Тимоти истово молился Темному Богу.
«Молю, молю тебя, сделай так, чтобы я вырос и стал как мои братья и сестры. Не хочу быть наособицу. Вот бы уметь, как Эллен, вкладывать волосы в фигурки, или, как Лора, привораживать к себе кого хочешь, или, как Сэм, читать непонятные старинные книги, или иметь бы хорошую работу, как Леонард с Бионом. Или даже, как мать с отцом, вырастить бы детей…»
К полуночи явились первые родичи!
Бабушка и дедушка, прямиком из родных краев; веселые, словоохотливые. Приветствиям не было конца!
После этого, что ни час, являлся кто-нибудь новенький. Дребезжание окна, стук в переднюю дверь, удары в заднюю. Шум в подвале, шелест на чердаке, свист осеннего ветра в дымовой трубе. Мать наполняла большую хрустальную чашу для пунша. Отец сновал из комнаты в комнату, зажигая свечи. Лора с Эллен развешивали новые букетики аконита. Тимоти стоял среди этой суматохи с бесстрастным лицом, вытянув по швам дрожащие руки и быстро-быстро шныряя вокруг глазами! Увидеть все! Хлопанье дверей, смех, темнота, звонкая струя вина, вой ветра, топот, радостные возгласы в дверях, четкое постукиванье окон, тени, что скользят туда-сюда, кружатся, исчезают.
Прием начался!
Пять человек, десять, пятнадцать, тридцать! И будут еще шестьдесят!
– О, а это, похоже, Тимоти?
– Что такое?
Ледяные пальцы берут его ладонь. Над Тимоти склоняется длинное бородатое лицо.
– Славный парнишка, славный, – говорит гость.
– Тимоти, – поясняет мать. – Это твой дядя Джейсон.
– Привет, дядя Джейсон.
– Ой-ей, что-то голосок у тебя невеселый, племянник Тимоти.
– У меня все нормально.
– Спасибо, что сказал, мой мальчик. Выше голову. – Холодный кулак гостя легонько вздернул подбородок Тимоти.
– А там… – Мать увлекла дядю Джейсона прочь.
Пустой, как стекло, глаз дяди подмигнул Тимоти поверх плеча, окутанного пелериной.
Тимоти остался в одиночестве.
Из неведомой дали, куда вел во мраке ряд свечей, донесся похожий на флейту голос; это была Эллен.
– И мои братья, ума им не занимать. Угадайте, тетя Морджанна, чем они занимаются.
– Понятия не имею.
– Заведуют городским моргом.
– Да что ты! – Тетя Морджанна ахнула.
– Да-да! – Пронзительный смех. – Премило, правда?
– С ума сойти!
Все захохотали.
Тимоти стоял по стойке «смирно».
Смех смолк.
– Знаешь ли, мы все кормимся с их работы.
Лора выкрикнула:
– Верно-верно! Ты ведь представляешь себе, тетя, дорогая, в чем состоит работа санитара из похоронного бюро?
Тетя Морджанна не знала подробностей.
– Что ж, – тоном ученого начала Лора. – Они втыкают в тело серебряные иголочки, соединенные с красной резиновой трубкой, чтобы вытянуть кровь. И впрыскивают консервант. Как правило, санитары сливают кровь в канализацию. Но не Леонард с Бионом! Они носят ее в бутылях домой для мамы и папы и для всех нас. Но, конечно, Тимоти…
У Тимоти дернулся уголок рта.
– Нет-нет, – проворно зашептала Лоре мать.
– Тимоти… – протянула Лора, не зная, чем закончить фразу.
Наступило неловкое молчание. Его прервал требовательный голос дяди Джейсона:
– Да? Продолжай. Что насчет Тимоти?
– Ох, Лора, язык у тебя… – вздохнула мать.
Лора продолжила. Тимоти закрыл глаза.
– Тимоти, он… ну, он не любит кровь. Такой уж он… разборчивый.
– Он еще научится, – пояснила мать. – Вопрос времени. – Она сказала это твердым голосом. – Он мой сын, и он научится. Ему всего четырнадцать.