К утру он, с запорошенными глазами, забрел в бреду в сторону от дороги и принялся нарезать бессмысленные круги. В полдень Харрис нашел кустик и заполз в его скудную тень. Солнце резало как ножом – до самых костей. Над головой кружил гриф.
Красноглазый, обросший щетиной, Харрис с трудом разлепил опаленные губы.
– Вот оно как? – простонал он. – Не мытьем так катаньем ты намерен меня погубить, заморить усталостью, голодом, жаждой, изничтожить. – Он сглотнул сухие колючие пылинки. – Меня прожжет солнцем, и ты выглянешь на поверхность. Мною позавтракают грифы, и ты останешься лежать и ухмыляться. Победно ухмыляться. Словно брошенный ксилофон, побелевший на солнце. И грифы, любители странных созвучий, станут на тебе играть. Тебе понравится. Свобода.
Пейзаж вокруг дрожал и дергался, размытый потоками солнечного света. Харрис тащился вперед, спотыкался, падал, лежа ловил ртом вспышки пламени. Воздух был голубым спиртовым пламенем, скользившие кругами грифы жарились, парились, сверкали на лету. Финикс. Дорога. Автомобиль. Вода. Безопасность.
– Эй!
Издалека, сквозь голубое спиртовое пламя, долетел чей-то голос.
Мистер Харрис приподнялся.
– Эй!
Оклик повторился. Захрустели поспешные шаги.
С возгласом невероятного облегчения Харрис встал на ноги, но тут же рухнул на руки человека в мундире, со значком…
После нудной поездки на буксире, починки машины, прибытия в Финикс мысли у Харриса путались, и деловые переговоры он воспринял как какую-то пантомиму. Даже получив заем и держа в руках деньги, он не взбодрился. Эта Штуковина внутри, похожая на твердый белый меч в ножнах, накладывала отпечаток на любые мысли: о делах, еде, о любви к Кларисс, мешала водить автомобиль; в общем, только обуздав ее, можно было вернуть себе интерес к делам и ко всему прочему. Происшествие в пустыне ранило его не на шутку. До самых костей, хотелось ему добавить с иронической усмешкой. Собственный тусклый голос, благодаривший мистера Крелдона за деньги, Харрис слышал как бы со стороны. Развернув автомобиль, он пустился в долгий обратный путь, на сей раз через Сан-Диего, чтобы исключить пустынный участок между Эль-Сентро и Бомонтом. Он двинулся на север вдоль побережья. Пустыне Харрис не доверял. Но – поберегись! На берег у лагуны с рокотом и свистом накатывали соленые волны. Песок, рыбы, ракообразные очистят его кости едва ли не проворней грифов. Полегче на поворотах, когда минуешь полосу прибоя.
Если что-нибудь случится, он желал, чтобы его кремировали. Тогда оба они сгорят вместе. Только не похороны на кладбище, где эти мелкие ползучие твари сгложут плоть и не оставят ничего, кроме голых костей! Нет, кремация и только. Чертов тот второй! Харрису сделалось тошно. К кому обратиться за помощью? К Кларисс? К Берли? К Мьюниганту? Специалист по костной системе. Мьюнигант. Да?
– Дорогой! – пропела Кларисс, целуя мужа.
Он вздрогнул, ощутив за ее страстным порывом твердость челюсти и зубов.
– Дорогая! – откликнулся он медленным голосом и дрожащим запястьем отер губы.
– А ты похудел. Твое дело, дорогой, оно как?..
– Сладилось. Да, сладилось. Наверное. Ну да.
Жена возликовала. Облобызала Харриса еще раз.
О боже, из-за своего заскока он даже не способен больше получать удовольствие от поцелуя. Последовал затяжной, сопровождавшийся фальшивым весельем обед; Кларисс смеялась и подбадривала супруга. Затем он стал присматриваться к телефонной трубке, несколько раз нерешительно снимал ее с рычага и клал обратно. Вошла жена, на ходу надевая пальто и шляпу.
– Прости, мне пора, – со смехом сказала она, лег онько ущипнув Харриса за щеку. – Выше голову! Я на собрание Красного Креста, вернусь через три часа. Ляг пока вздремни. Я не могу не пойти.
Когда Кларисс вышла, Харрис нервно набрал телефонный номер.
– М. Мьюнигант?
Когда Харрис положил трубку, его тело взорвалось болью. Кости щипало, ломило, выкручивало, обжигало холодом и жаром. Такой муки он не переживал и в страшнейшем из кошмаров. Отбивая атаку, он проглотил весь аспирин, который обнаружил в доме. Через час звякнул дверной колокольчик, но Харрис не смог двинуться. Он лежал, как жертва на дыбе – замученный, бессильный, – задыхался и глотал слезы. Уйдет ли М. Мьюнигант, не дождавшись ответа на свой звонок?
– Входите! – выдавил из себя Харрис. – Ради бога, входите!