Машка была молода, хороша собой и хотела того же, чего хотят все девушки ее возраста – успешно выйти замуж. Произошедший зомби-апокалипсис сделал эту задачу чрезвычайно трудной, поскольку почти всех щедрых и состоятельных господ за сорок либо съели, либо те сами стали живыми мертвецами, но Машка не теряла надежды на женское счастье. Вот в это-то больное место Цент и ударил. Стал он хитрейшим образом намекать девушке, что даже и встреть она суженого своего, не видать ей хэппи-энда как своих ушей, поскольку Владик всех женихов в момент распугает.
– Ты посмотри на него, – втолковывал Цент. – Это же ужас. А ведь по нему и о тебе судить будут, ведь мы же все, вроде как, в одной компании.
– Но вот так просто прогнать, это же жестоко, – вяло возражала Машка, хотя видно было, что в глубине души она уже согласна.
– Да в чем жестокость-то? – недоумевал Цент. – В чем она? Ведь он не какой-то неполноценный, не инвалид, не ребенок. Взрослый мужик. И вообще, где написано, что мы с ним нянчиться должны?
Поскольку такого нигде написано не было, Машка беспомощно пожала плечами.
– А жениха встретишь, – напирал Цент, – так что же, очкарика с собой в семью возьмешь? Он у вас вместо ребеночка будет?
– Нет, что ты, – смутилась Машка.
– А куда его девать? На меня оставишь? Ты ведь знаешь, что тогда будет.
Машка знала. Цент почти каждый день озвучивал свои кровожадные планы касательно Владика, а в последнее время зашел еще дальше. Завел блокнот, ручку, и на привалах постоянно что-то туда записывал, время от времени поглядывая на программиста. Поскольку Цент был не из тех, кто ведет дневники или строчит мемуары, Машка справедливо решила, что тот записывает все придуманные для программиста терзания, чтобы затем, в один прекрасный день, воплотить их в жизнь. Впрочем, одним прекрасным днем дело явно не собиралось ограничиваться, ведь Цент уже исписал весь блокнот и принялся за второй.
То есть, выбор перед Машкой встал вполне конкретный: либо оставить Владика в коллективе, пожертвовав ради него своим семейным счастьем, либо спасти его от немыслимых терзаний в будущем, изгнав прямо сейчас.
– Владик не такой беспомощный, каким кажется, – заметила она. – Я уверена, что он выживет в одиночку.
– Я в этом не сомневаюсь! – согласился Цент.
Решение было принято большинством голосов, и от соблюдения всех демократических норм на душе стало еще веселее.
Машка, правда, выдвинула одно условие, от которого твердо решила не оступаться. Бросив Владика, они должны были оставить ему одежду, оружие и запас провизии, да и вообще все необходимое для выживания. Цент, не колеблясь, согласился. Он даже до последнего момента верил, что так и поступит, но когда пробил час расставания, как будто опомнился. Делиться с Владиком чем-либо до такой степени не захотелось, что он в итоге оставил тому только его неподъемную булаву да теплый шарф. Притом о шарфе до сих пор сильно жалел.
Машка, разумеется, прознала о том, что он слегка нарушил условия изгнания Владика, но менять что-то было уже поздно. Дело было сделано. И, по прикидкам Цента, программиста уже давно должны были съесть мертвецы. Впрочем, не исключался и иной итог – Владик мог остаться на развалинах колхоза и тупо замерзнуть насмерть. В любом случае, это было приятно. Машка, правда, до сих пор на него дулась, но ее обида едва ли продлится долго. Было бы из-за кого горевать.
Поселок, через который они вдвоем брели уже десять минут, выглядел как-то странно. Странность, конечно, заключалась не в том, что здесь не было живых людей, и даже не в том, что количество мертвых оказалось поразительно невелико. Просто чем дольше Цент шарил по домам, тем больше убеждался, что он тут уже далеко не первый. И даже не второй. И, пожалуй, совсем не третий. Кто-то с поразительной методичностью обшарил все, что можно, и вынес все, что можно. Из еды не осталось даже чайной заварки. Все шкафы и тумбочки были нараспашку. Также безвестные мародеры не обошли своим вниманием одежду, инструменты, посуду и столовые приборы. Пропали все железные тарелки, чашки и кружки, все ложки, вилки и ножи. Из тряпок осталось лишь самое негодное, из чего и портянки-то не сделаешь. Кое-где пропала даже мебель, чего Цент уже совсем не мог понять. Ну, ладно тарелки, ладно одежда, но кому и на кой ляд теперь мог понадобиться диван? Даже если предположить, что какой-то чудак разъезжает на автобусе… ну, что же он, в автобус его поставил, что ли?