Безусловно, тёмный лорд Элитор был великим и ужасным, а его идеально налаженная бесшумная ферма исправно поставляла кобылок-страшилок, мандрагору и ядовитые травы, но оставалось ещё немало ежедневных обязанностей, для которых ни у тёмного лорда Заколдуна, ни у Клементины не нашлось бы ни времени, ни сил, ни желания выполнять их самим. И поскольку Клементина не собиралась слепнуть, часами щурясь на иголку с ниткой, или исходить пóтом возле очага, то суп, хлеб и одежду необходимо было покупать (или пригрозить и отнять силой) за стенами замка. Что означало неизбежность периодических вылазок в деревню. И в этот раз Клементина слишком долго оттягивала вылазку за припасами.
Девочка спускалась в долину у подножия Семи Сестёр, на ходу приглаживая волосы в попытке придать сегодняшним фиолетовым прядям более естественный каштановый оттенок. Это был скорее автоматический жест – она же не собиралась общаться с местными, – но папа её учил, как важен внешний вид, если хочешь внушить аудитории должное почтение. Вряд ли блеск фиалковых локонов вселит страх в сердца крестьян. Она расправила подол юбки из чёрной тафты, туго застегнула высокий воротничок блузки и невольно поморщилась: сверкающие лаковые чёрные туфельки натирали ноги. Прошло довольно много времени с тех пор, как она надевала что-то более нарядное, чем домашнее платье и разношенные рабочие башмаки. (Тут она с изумлением сообразила, что даже не в состоянии вспомнить, когда в последний раз переодевалась к обеду.) Но чтобы появиться в деревне, она должна была выглядеть свежо и безупречно, в точности как одно из ядовитых яблок замкового сада: прекрасно и смертоносно.
Не успела Клементина появиться на главной улице, как новость о её визите понеслась от дома к дому, словно шёпот, подхваченный ветром. Матери спешили загнать детей в дом или хотя бы спрятать за своими юбками. Немногочисленные хозяева лавок старались затворить ставни, когда думали, что девочка на них не смотрит. Работники, чинившие крышу, замерли на месте, боясь опустить занесённые в воздух молотки, пока Клементина не ушла достаточно далеко. И пока она не скрылась из виду, не было слышно ни одного громкого удара – просто на тот случай, если следом явится сам тёмный лорд Элитор.
Нагружая корзину хлебом, свечами, мазью для лошадиных копыт и особенным мылом с ароматом лакрицы, которое аптекарь варил исключительно для лорда Элитора, она старалась держаться как можно более надменно и как можно меньше разговаривать с жителями деревни. Девочка буквально чувствовала, как они старательно избегают смотреть ей в глаза, чтобы тут же устремить пронизывающие взгляды ей в спину, стоило ей отвернуться. Это Клементину не тревожило, да и при других обстоятельствах тоже ничего бы не поменялось – особенно если бы здесь присутствовал сам Элитор. Честно говоря, ей иногда даже льстило такое внимание, когда она шла рядом с отцом по опустевшим улицам и все головы поворачивались им вслед. Ей нравилось думать, что люди её осуждают, считая странной или пугающей, но ничего не могут с этим поделать. И только Клементина могла заметить лёгкую улыбку в уголках губ лорда Элитора в ответ на подобострастные поклоны и приветствия, сопровождавшие их проход по деревне, и она была довольна, видя, как доволен он, и что всё идёт так, как надо.
Давным-давно, когда она была ещё совсем маленькой и плакала, если деревенская малышня не хотела с ней играть, папа объяснил, что ей вообще не должно быть дела до того, как к ней относятся. Ведь по сути их неприязнь и страх – ещё один символ её успеха. Крестьянам вовсе и не полагается быть такими, как она.
Им полагается бояться её.
Но пока она торопилась закончить покупки, стараясь не забыть вовремя рявкнуть на жену пекаря за неповоротливость или припугнуть ученика кузнеца за то, что тот слишком долго на неё смотрел, ей впервые в жизни стало ясно, что боится-то она. И пока девочка отмечала все эти подозрительные взоры из-за каждого угла, в голове снова и снова крутился вопрос (ну, вообще-то взоры были более подозрительными, чем обычно): а вдруг они знают? Вдруг до крестьян дошли слухи о проклятии, поразившем лорда Элитора? Вдруг им известно, что с того, кто без колебаний отбирал у них урожай, душил несправедливыми налогами и поборами, а однажды и вовсе превратил всех сопрано в церковном хоре в котов и запер у себя замке – медленно, но верно снимают стружку? Что они сделают, если прознают, что тёмный лорд Элитор только и способен, что пронизывать яростным взором или грозить острым одеревеневшим пальцем?