— Уничтожен? — недоверчиво переспросил Гарри. — Но ваш друг, Николас Фламель…
— О, так ты знаешь о Николасе? — судя по голосу, Дамблдор был очень доволен этим обстоятельством. — Ты все разузнал, не так ли? Что ж, мы с Николасом немного поболтали и решили, что так будет лучше.
Пожалуй, это в самом деле хорошая новость. Гарри, помнится, лазил на Рождество в Запретную секцию, как в свое время и Волдеморт. Когда был таким же, как он. Только галстук был не красно-желтым, а серебристо-зеленым. Впрочем, Том искал книги о бессмертии. Гарри — о Николасе. Само бессмертие его, слава Мерлину, кажется мало интересовало.
— Но это означает, что он и его жена умрут, не так ли? — продолжал недоумевать Гарри.
— У них имеются достаточные запасы эликсира для того, чтобы привести свои дела в порядок. А затем — да, затем они умрут.
Дамблдор улыбнулся, видя непонимание на лице Гарри. Слава богу, он, кажется, не боится смерти. Перед глазами поплыла сцена, которую он много раз смотрел в мысливе: урок после Хэллоуина. Начал падать первый снег, и высокий темноволосый мальчик, задумчиво глядя на беспорядочное кружение снежинок, говорит ему, учителю трансфигурации, что нет ничего хуже смерти. Интересно, чья смерть стала для Лорда Волдеморта таким потрясением, что превратила его в змееподобное существо?
— Такому молодому человеку как ты, это кажется невероятным. Но для Николаса и Пернеллы умереть — значит лечь в постель и заснуть после очень долгого дня. Для высокоорганизованного разума смерть — это очередное приключение. К тому же камень — не такая уж прекрасная вещь. Представь себе — он может дать столько денег и столько лет жизни, сколько ты захочешь! То есть две вещи, которые в первую очередь выберет любой человек. Но беда в том, что люди, как правило, выбирают то, что для них является наихудшим.
Воцарилась тишина. Гарри лежал, глядя в потолок и не зная, что сказать. «Он не боится смерти… Он не спрашивает, как можно ее победить, — говорил себе Дамблдор. — И он смотрит на меня, а не в окно. Разве Том сейчас смотрел бы на меня?»
— Сэр! — наконец окликнул его Гарри. — Я тут подумал… Сэр… даже если камень уничтожен, Вол… Я хотел сказать, Вы-Знаете-Кто…
— Называй его Волдеморт, Гарри.
«А лучше — Том, — добавил про себя директор. — Впрочем, нужно ли говорить, правда, такие вещи ребенку?»
— …Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит.
— Да, сэр, — Гарри поспешно кивнул, ему не терпелось услышать ответ. — Я хотел спросить: ведь теперь Волдеморт будет искать другой способ вернуть себе силы, правда? Я имею в виду, ведь он не исчез навсегда?
— Нет, Гарри, — согласился Дамблдор. — Он все еще где-то здесь, возможно, ищет новое тело, в которое мог бы вселиться… Так как он не является живым существом в полном смысле этого слова, его нельзя убить.
Перед глазами поплыла картина, как Том и Миранда уплетают вместе жареную утку, а в камине Большого зала весело гудит пламя. Зимы тогда были лютые, со снежными бурями — не чета нынешним. Том улыбался, когда райвенкловка, поправив очки, что-то говорила ему. Он не существует в полном смысле слова и не является живым существом…
— … Он бросил Квиррелла умирать, — продолжал профессор, — ведь он безжалостен не только к врагам, но и к союзникам. — Дамблдор, вздрогнув, вспомнив, как уже пятикурсник Том сжимал в отчаянии мертвое тело Эмилии Гринграс. — Однако ты не должен огорчаться, Гарри, пусть ты всего лишь на какое-то время отдалил его приход к власти. Но в следующий раз найдется кто-то другой, кто будет готов сразиться с ним. И это несмотря на то, что наша борьба против него кажется заранее проигранной. А если его возвращение будет отодвигаться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать.
Он никогда не будет властвовать… Старик вспомнил, как за окном падает первый снег, и Том сосредоточенно превращает пуговицы от пальто в жуков. Время было военным, не богатым, и черные пуговицы служили отличным подсобным материалом. Он, профессор, всегда поражался неестественной худобе и сутулости этого ребенка. Интересно, а если однажды тот бывший ребенок все же будет властвовать? При одной мысли об этом Дамблдор почувствовал холод.
Гарри тем временем попробовал кивнуть и поморщился от боли.
— Сэр, есть еще кое-что, что я хотел бы узнать, если вы мне расскажете, — тихо, но настойчиво произнес он. — Я бы хотел знать всю правду…
— Правду… — вздохнул Дамблдор. — Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью. Однако я отвечу на твои вопросы — если, конечно, у меня не будет достаточно веской причины для того, чтобы промолчать. Если я не смогу ответить, прошу меня простить: я промолчу, потому что ложь недопустима.
«А сколько в тебе Волдеморта, Гарри? — спросил себя Дамблдор. — Ты учишься в Гриффиндоре, а не в Слизерине, это так. И все же факультет — это еще далеко не все. Если бы не помощь Хагрида, если бы не Рон…»
— Хорошо. — Гарри прикрыл глаза. — Волдеморт сказал, что убил мою мать просто потому, что она пыталась не дать ему убить меня. Но я не могу понять, зачем ему вообще понадобилось убивать меня?
На сей раз Дамблдор вздохнул куда глубже.
— Увы, Гарри, на этот вопрос я не могу ответить. По крайней мере, сегодня и сейчас. Однажды ты узнаешь…, а пока забудь об этом. Когда ты будешь старше… Я понимаю — наверное, это звучит неприятно. Тогда когда ты будешь готов, ты все узнаешь.
Готов к чему? Он вспомнил большой Большой зал ранним зимним утром. Из-за пурги за окнами в замке было темнее, чем обычно. Он входит в полутемное помещение, освещенное редкой игрой огоньков фей. Тот же высокий темноволосый мальчик, ежась от холода, внимательно читает книгу в черном кожаном переплете. Почему он считает, что Гарри должен быть непременно готов узнать правду о Волдеморте? Неужели потому… Дамблдор вспомнил, как подходит к мальчику под елкой… Потому что он боялся, как бы Гарри не узнал в маленьком Волдеморте самого себя?
— А почему Квиррелл не мог прикоснуться ко мне? — раздался настойчивый голос ничего не подозревавшего, похоже, ребенка.
— Твоя мать умерла, пытаясь спасти тебя. Если на свете есть что-то, чего Волдеморт не в силах понять, — это любовь. Он не мог осознать, что любовь — такая сильная любовь, которую испытывала к тебе твоя мать, — оставляет свой след. Это не шрам, этот след вообще невидим… Если тебя так крепко любят, то даже когда любящий тебя человек умирает, ты все равно остаешься под его защитой. Твоя защита кроется в твоей коже. Именно поэтому Квиррелл, полный ненависти, жадности и амбиций, разделивший свою душу с Волдемортом, не смог прикоснуться к тебе. Прикосновение к человеку, отмеченному таким сильным и добрым чувством, как любовь, вызывало у него нестерпимую боль.
Профессор задумчиво посмотрел в окно на яркий свет летнего солнца. Накануне он посмотрел несколько воспоминаний о Томе. Одно из них было о том, как в мокрую пургу Том и Миранда возвращались из Хогсмида. Кажется это было незадолго до смерти Миранды. Они болтали о чем-то связанным с бессмертием.Том что-то объяснял. Миранда то ли соглашалась, то ли возражала.
Дамблдор взглянул на Гарри. Ребенок застенчиво смотрел на него, словно уверяя, что все будет не страшно… Он натравил змею на кузена. Дай бог, чтобы это оказалось случайностью. Профессор посмотрел на белые шторы, и ему показалось, будто откуда-то из далека — то ли из прошлого, то ли из памяти — до него доносится голос девочки в очках:
«Неужели настоящего бессмертия не существует, Том?»
«Это было недавно,
Это было давно».
Конец
Примечание:
В эпилоге использован переработанный фрагмент романа Дж. Роулинг «Гарри Поттер и философский камень».