— Будда? — Том указал на толстую статуэтку, которую он не видел здесь прежде.
— Лао-цзы, — покачал головой мистер Барнетт. — Ладно, давай спускаться.
Дождь превратился в моросящую пелену. Вечерний ресторан наполнился гамом посетителей. При виде нарядно одетых прохожих Тома охватило непреодолимое желание пойти вместе с ними к вокзалу и погулять по перрону. Прикрыв глаза, Том радостно подумал о том моменте, когда он увидит сияющие окна темно-зеленых вагонов и ощутит смешанный из гари и мазута запах железной дороги. С минуту Том озирался по сторонам, а затем, вдохнув влажный осенний воздух, помчался к Сент-Панкрасу.
*
— Где ты шлялся? Я спрашиваю, где ты шлялся, мерзавец?
Том стоял посередине комнаты. За овальным черным столом сидели директриса, Марта и миссис Роджерс. Напротив миссис Коул стояла, как обычно, ваза с сухими осенними цветами. Том с отвращением смотрел на красные плоды сухоцветов: они всегда напоминали ему о неизбежности очередного наказания.
— Я немного заблудился, — Том всегда был с ложью на «ты» и попытался бросить на директрису самый искренний взгляд. — Простите, пожалуйста.
— Пожалуйста, — передразнила его миссис Роджерс. — Вы только посмотрите на этого наглеца. Сказано прийти в шесть, а он явился через полтора часа!
— И это не говоря уже о порванной странице священной книги… — притворно вздохнула Марта, поправив коричневый фартук.
— Я не рвал. Честно, — глаза Тома отливали неестественным бирюзовым цветом.
— Нет, Том, пришло время поучить тебя, — вздохнула миссис Коул.
Мальчик отвернулся к стенке, смаргивая слезы. Обычно директриса назначала провинившимся количество ударов розгами, ремнем или крапивой. Если она этого не делала, воспитуемого могли сечь сколько угодно. Неделю назад Люси Стюарт за прогул утренней молитвы выпороли так, что она пролежала дня три в лазарете.
— Только за то, что я немного опоздал? — Том с ненавистью посмотрел на маленький комод с хрустальной вазой.
— Ты опоздал и посмел порвать священную книгу, — продолжала миссис Коул. — По этой ли причине или просто потому, что ты мне не нравишься, тебя, Риддл, ждет отменная порция розг. Марш в чулан, да поживее! — воскликнула она, указав на дверь.
Приютский чулан под лестницей был каморкой уборщицы, но завхоз Эрни Спенсор переделал его в комнату для порки сирот. Том бывал здесь чаще других и отлично знал ее устройство. В центре стояла деревянная лавка. Над ней висели два мотка веревки, которой привязывали руки и ноги. В большом ведре с соленым раствором мокли длинные розги. Том со вздохом снял брюки, затем рубашку и, поежившись щуплым телом от сквозняка, лег на лавку. На полу были видны кровавые пятна: должно быть, следы недавней порки Люси. Том посмотрел на них со смесью отвращения и страха: его наказали бы так или иначе, но за возражение миссис Коул он без сомнения получит двойную порцию.
— Он здесь, Эрни? — послышался грудной голос в дверном проеме.
Том вздрогнул. Он был готов к чему угодно, но не к появлению миссис Роджерс. Лицо покрылось красными пятнами. Он медленно повернул голову.
— Сейчас ты запоешь другие песни. — Миссис Роджерс взмахнула розгой. Размокший прут, разбрызгав капли соляного раствора, угрожающе свистнул.
— Миссис Роджерс… Когда придет мистер Спенсор?
— Нет, Риддл, — улыбнулась кастелянша. — На этот раз я сама объясню тебе некоторые вещи.
Глаза Тома расширились. Неужели его будет пороть женщина? В приюте это было высшим позором. Том с омерзением осмотрел коричневое платье миссис Роджерс и ее замшевые туфли с открытыми носами. Пухлые пальцы кастелянши привязали руки Тома к деревянным «усам» лавки. Затем, умело пропустив веревку снизу, кастелянша привязала к доске и ноги Тома.
— Сегодня ты у меня накричишься, как следует, — назидательно заметила она.
Снова раздался свист розги, и острая боль обожгла тело. Следом последовал новый удар. Кастелянша секла не спеша, крест-накрест. Спина Тома стала покрываться красными полосами. Розги вызывающе свистели, и удары становились все больнее. Том изо всех сил старался не кричать, не выдать своих страданий, ведь именно этого добивалась миссис Роджерс. Но сохранять самообладание с каждым ударом становилось всё труднее. Том попытался отвлечься, вспоминая чашечки для саке. Розга свистнула сильнее, и новый удар заставил его застонать.
— Не сладко под розгой, Риддл? — с наигранной добротой спросила миссис Роджерс, взяв новый пучок. — Не горюй, это только начало.
Том продержался еще с десяток ударов, искусав губы в кровь. Боль усиливалась: миссис Роджерс старалась попасть по старым рубцам. Наконец, длинная розга рассекла спину, и Том уже не сдерживаясь, закричал во все горло. Глаза застилали слезы. Тому казалось, что с него снимают кожу.
— Кричи, кричи… — проворковала кастелянша. — Ты, гаденыш, надолго запомнишь этот день!
Задняя часть Тома превратилась в кровавое месиво. Кастелянша, войдя во вкус, поливала ее соленым раствором. Крик боли стал переходить в бред. Тому чудилось, будто не миссис Роджерс, а ненавистная Бренда сечет его под хохот Биггерта и Стаббса. Последним усилием воли он заметил у ведра коричневую туфлю: кастелянша брала очередную порцию розг. Сильная боль снова обожгла спину, и Том провалился в темноту.
========== Глава 3. Рождественские шишки ==========
Том открыл глаза. Он не знал, сколько точно проспал: час, день или неделю. За окном смеркалось. Капли дождя гулко барабанили по крыше. У изголовья стоял металлический столик с лекарствами и бинтами. Том попытался пошевелить рукой и застонал: рубцы, наспех смазанные йодом, безжалостно горели. В тот же миг дверь открылась, и в проеме показались Джеймс Биггерт с Брендой Бэкки.
— Из тебя выпустили все кишки, кошак? — засмеялась Бренда.
— Пошел к черту, Биггерт. Вот придурок, — устало вздохнул Том.
— Ого, огрызаемся? — Биггерт достал из кармана рогатку и камень.
— Ты больной, Биггерт, — пробормотал Том. От предчувствия боли его глаза стали большими, как два бирюзовых блюдца.
— Отнюдь, Томми… — Джеймс выстрелил, и Риддл застонал: камень попал по едва стянувшемуся шву. Гнойная сукровица засочилась по простыне.
Том с ненавистью уставился на ботинки Биггерта. Еще в раннем детстве он открыл секрет, что если посмотреть на ноги обидчика и пожелать ему упасть, то именно так и произойдет. Он не ошибся — спустя мгновение Джеймс с криком растянулся на полу.
— Что здесь произошло? — в комнату вбежала Марта. — Нет, это не ребенок, это просто наказание, — воскликнула она, глядя на Тома.
Предыдущая медсестра Джейн была тихой доброй девушкой, которая всегда улыбалась сиротам. Но два года назад чахотка свела ее в могилу. Место Джейн заняла Марта, беженка из Германии, где, по слухам, творилось что-то страшное.
— Я лежал… Эти двое приперлись непонятно зачем, и Биггерт упал, — Том постарался бросить на Марту искренний взгляд.
— Риддл врет, — закричала Бренда. — Это он толкнул Джеймса!
— У тебя, Бэкки, мозги набекрень, — вздохнул Том. — Как я мог его толкнуть, если лежал в кровати?
— Оба живо марш отсюда, — проворчала Марта. Биггерт при поддержке Бренды заковылял к двери. — А ты, Риддл, лежи смирно, или я сообщу миссис Коул. — Каблуки Марты зацокали по кафельному полу коридора.
Что-то блеснуло у двери. Том присмотрелся. Это, несомненно, был золотой соверен Биггерта, которым тот все время хвастался перед приятелями. Преодолевая боль, Том доковылял до входа и после пары неудачных попыток поднял монету.
Том задумался. Совесть требовала вернуть соверен Джеймсу. Но как отдать монету главному врагу? Не мог же он подойти и сказать: «Джеймс, вот твоя монета». Можно было сдать монету миссис Коул или Марте, но они наверняка обвинят Тома в воровстве, да еще и всыпят розг. Джеймс и Бренда умрут со смеху, узнав, что Риддла выпороли за монету Биггерта. «Ничего, пускай подергается», — злорадно подумал Том и сжал в ладони соверен.