Звякнули цепи. Заскрипели вороты. Медленно поползли вверх тяжёлые, поблёскивающие серебром решётки. Сначала одна, затем вторая. Копыта коней глухо простучали по настилу моста и вступили на плиты воротной арки. Звонкое эхо, выбитое подковами, заметалось под каменными сводами.
Всадники миновали ворота…
Глава 5
Ну, точно — не замок, а целый городок! Внутренний двор крепости был достаточно просторным, так что сотня с лишним верховых въехала туда без стеснения. Но вот расположиться вместе, единым отрядом оказалось не так-то просто. Поставленные сразу за внешними стенами каменные строения хитро расчленяли и дробили пространство на несколько путаных проходов, где русичам, татарам и шекелисам поневоле пришлось рассредоточиваться.
Всеволод огляделся с седла. Умно. Очень умно. На таком поле брани и с невеликим отрядом можно выстоять против целой армии.
Справа и слева, спереди и сзади сгрудились в беспорядке, устроенном однако с явным умыслом и точным расчётом, конюшни, склады, кузни, оружейни, прочие хозяйственные постройки, жилые помещения для слуг, казармы кнехтов… Одни соединены друг с другом впритык, другие стоят поодиночке, вразброс. И всюду, куда ни глянь, — повороты, тупики, проёмы, лазы, ниши, щели, двери, бойницы. Из-за любого угла можно нанести смертельный удар. Из любого окна — пустить стрелу. Да и перегородить рогатками или телегой такие проходы — пара пустяков.
Этот, в общем-то, невеликий и незамысловатый лабиринт, непременно сбил бы с толку любого противника, ворвавшегося в крепость, но ничего не ведающего о её внутреннем обустройстве. Лабиринт запутал бы, расколол, рассеял вражеские силы. Позволил бы защитникам выиграть время, перегруппироваться, нанести ответный удар.
Всеволод отметил также, что все крыши на замковом дворе крыты одним материалом. Осина. Осиновые брёвна, осиновые доски, осиновая дранка… Нечисть на такую кровлю без особой нужды не полезет, нечисть предпочтёт наступать тесными улочками. Зато людям с крыш отбиваться — милое дело! Каждый дом можно превратить в спасительный островок-башенку на котором сподручно держать оборону.
Было бы только кому сражаться.
Увы…
Тевтонская Сторожа выглядела обезлюдевшей. На замковых стенах — пусто. Да и под стенами тоже не так, чтоб очень густо. В домах — никого. Двери — нараспашку. Людей — раз, два и обчёлся. Там вон, вроде бы, мелькнул белый рыцарский плащ. А там — кольчуги и чёрные куртки кнехтов.
Да, у каждого — серебро на доспехах. Но мало… слишком мало народу. Непозволительно мало для такой огромной крепости. Перебили упыри почти всех уже, что ли? Но как тогда оставшийся гарнизон вообще ещё удерживает эту цитадель?
Конрад и Бранко первыми миновали застроенный внутренний двор. Остальные в тягостном молчании проследовали за ними.
Уткнулись в стену, огораживавшую центральную часть крепости. Сразу за внутренней стеной — тесно, буквально друг на друге — громоздились неприступные укрепления замка-в-замке, цитадели-в-цитадели, над которыми главенствовала круглая башня-донжон с тевтонским — чёрный крест на белом фоне — стягом, венчавшем островерхую крышу. Под донжоном ютилась замковая часовенка, которую нетрудно было распознать по латинянскому кресту над невысокой колокольней.
Понятно… Внутренняя крепостца, должная стать последним оплотом защитников Серебряных Врат, если упыриное воинство всё же пробьётся через замковый двор. Поверху этот детинец, как и внешние стены, густо щетинился серебрёнными шипами. Внутрь вели небольшие — всадник проедет, лишь опустив копьё и пригнув голову — ворота. Тяжёлые створки тоже — все в заточенных колючках из стали и белого металла. Серебро… опять серебро. Интересно, всё же, откуда его здесь столько-то!
Ворота детинца оказались чуть приотворёнными. Возле низкой арки стояли пятеро рыцарей. Измождённые, осунувшиеся, с запавшими и краснющими (сколько ж ночей не спали, бедолаги?) глазами. Без доспехов, с одними мечами на перевязях. В белых плащах с чёрными крестами по левому плечу.
Встречали, похоже…
Только невесёлая выходила встреча.
Двое тевтонов — перевязаны. Плечо. Бок… Повязки сильно кровят. Видимо, под ними выдраны изрядные куски плоти.
Ещё у одного отсутствовала кисть левой руки. Давно отсутствовал: культя, торчащая из закатанного рукава, уже зажила и затянулась. Отрубили руку? Оторвали? Откусили?..
Краем глаза Всеволод заметил, как Эржебетт, обряженная в мужские одежды и брони, старается укрыться за спинами дружинников. Боится девчонка? Не мудрено. Эти израненные и измученные рыцари больше походили на призраков, чем на живых людей.
Вперёд выступил однорукий. Худой, сухой, немолодой, с обильной сединой в клочковатой бороде. На поясе возле меча под обрубком левой руки у калечного рыцаря позвякивала увесистая связка ключей. По бледному лицу с воспалёнными глазами скользнула слабая немного растерянная и виноватая улыбка. Так улыбается уставший хозяин дорогим, но всё же не ко времени явившимся гостям.
Вот, наверное, и есть главный тевтон…
— Кто этот, без руки? — шёпотом поинтересовался Всеволод у Конрада, — Ваш старец-воевода? Магистр? Мастер?
— Нет, — так же тихо ответил посол. В голосе Конрада послышалась тревога. — Это не мастер Бернгард. Это кастелян замка. Брат Томас.
Однорукий подошёл ближе.
С приветственной речью тевтон, правда, не спешил. Задержав взгляд где-то за спиной Всеволода — то ли на шекелисском музыканте Раду, то ли на Эржебетт в ратной одежде — немец изумлённо сморгнул, потом — нахмурился. Будто мимолётная туча скользнула по лицу сакса. «Не нравится, что молодёжь в дружине?» — истолковал невысказанное недовольство Всеволод. Напрягся.
Впрочем, тень недовольства быстро рассеялась. Тевтон чуть склонил голову:
— Рад приветствовать тебя, брат Конрад, и твоих спутников. Мы давно ждём и неустанно молимся о благополучном завершении вашего нелёгкого пути по проклятым эрдейским землям.
Всеволод окинул взглядом свой вымотанный, поредевший отряд. Видимо, молились тевтоны, всё же, не очень усердно. Потери… Эх, слишком большие потери понесла его дружина. А уж о воинах Сагаадая и вовсе говорить не приходится. Да и ратники Золтона… Или в сложившихся обстоятельствах это и есть то самое благополучное завершение пути? Погибли не все, и — Слава Богу. И за то надо благодарить небеса. Всеволод покосился на культю замкового кастеляна. Может быть, очень даже может быть…
Конрад уже соскочил с коня. Тоже поклонился однорукому.
— И я рад видеть тебя, брат Томас. Но позволено ли мне будет узнать, где мастер Бернгард? Почему он не вышел встречать подмогу?
— Его нет, — коротко ответил однорукий рыцарь.
— Что?! — Конрад изменился в лице. — Он… он убит? Это его отпевали?!
— Господь с тобой, брат! — покалеченный тевтон в ужасе сотворил здоровой рукой крестное знамение. — Мастера Бернгарда просто нет сейчас в замке. Сегодня он вновь вывел за стены наших доблестных братьев, ибо нельзя…
Однорукий сглотнул и продолжил хрипло, сквозь зубы:
— … нельзя прощать злу сотворённое им. Нельзя давать покоя днём исчадиям тьмы, которые уничтожают добрых христиан ночью.
— Вылазка? — понимающе спросил Конрад.
— Вылазка, — кивнул Томас. — Большая вылазка. Братья выехали из замка поутру. Должны вернуться на закате.
— На закате? — нахмурился Конрад.
— Перед отъездом каждый дал обет искать и истреблять проклятых нахтцереров, покуда солнце не коснётся горизонта. Я тоже отправился бы с братьями, но рука… — Томас с сожалением глянул на левую культю, горестно вздохнул, — Меч-то я, слава Господу, держу по-прежнему крепко, и оборонять замковые стены могу не хуже других. Но в конных вылазках мастер Бернгард участвовать мне запретил. Говорит, повод должен лежать в крепкой длани, а не болтаться намотанным на огрызок предплечья.
Всеволод покосился на Сагаадая. Вот уж кто спокойно управился бы с лошадью вовсе без рук — одними только ногами. Но тевтонский рыцарь — это, конечно, не степной кочевник. Однорукий тевтон в седле, пожалуй, и в самом деле много не навоюет.