«То что? Дым без огня?»
Ну, может, во время штурмов завалились куда-то со стен тела испитых упырями защитников. Ну, затерялись. Ну, не досчитались бедолаг. Ну, не нашли. Сразу. А нашли — после. Один раз. Второй. Вот и пошёл гулять опасный слушок.
«Хорошая дверь. Хороший засов…»
Что ж, хорошая дверь и хороший засов в этом не очень-то гостеприимном замка всё равно пригодятся. Не ему, нет — Эржебетт. За запертой дверью она будет чувствовать себя в безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока не вернётся Бернгард и пока орденский старец-воевода не решит её судьбу.
Кстати, об Эржебетт… А где его дева-оруженосец спать-то будет? Не на полу же, в самом деле? Всеволод улыбнулся. Он был доволен: вот теперь мысли текли в верном направлении.
«Ладно, как-нибудь приспособимся, — подумал он.
Тихонько скрипнула притворённая дверь. Всеволод обернулся. Кто там ещё?
Ишь ты! Легка на помине!
В комнату заглядывала Эржебетт. Сзади стояли Сагаадай и Золтан.
— Вот, русич, принимай, — недовольно буркнул шекелис. — А то не совсем не своя девчонка. То прячется, то мычит и мечется. Тебя, вроде как, ищет. Ну, мы её и решили привести.
— А погляди-ка: нашла — и успокоилась сразу, — усмехнулся степняк.
Эржебетт тихонько вошла в комнату. Встала у стены неприметной мышкой, поближе к Всеволоду. И уходить отсюда уже, явно, не собиралась.
В самом деле, — нашла…
— Ну, привели — и привели, — пробурчал Всеволод, чувствуя, как наливается краской. — Молодцы. Спасибо. А теперь оставьте девчонку в покое.
«Нас с ней оставьте».
Дверь снова закрылась. Всеволод вздохнул.
— Ну, и что мне теперь с тобой делать?
Эржебетт улыбнулась ему заискивающе-обезоруживающей улыбкой. Кивнула то ли своим, то ли его невысказанным мыслям. А может, и его, и своим сразу.
И-эх! Всеволод махнул рукой:
— Давай обустраиваться, что ли…
Он придвинул к неподъёмному сундуку у стены тяжёлую лавку. Та оказалось почти вровень. Брошенные сверху тюфяк и шкуры вовсе сгладили неровности. Для него самого такое ложе маловато будет, да и не выдержит оно его — разъедется и развалиться. Но для Эржебетт… Всеволод скользнул взглядом по худенькой невысокой фигурке. Для неё сгодиться. Если отроковица свернётся калачиком на бочке, так и на одном сундуке поместится. А с лавкой — так и вовсе раздолье будет.
Неплохо, конечно, было бы всё это перетащить к его дощатым полатям: ну… чтобы вдвоём, вместе чтобы… Но дубовый, обитый железом сундук оказался слишком тяжёл. И к тому же, был вставлен в специальную нишу в полу и стене. Такой не выковырнуть и не дотянуть на другой конец комнаты. Вместе с Сагаадаем и Золтаном ещё можно было бы, наверное, попытаться. Но просить соратников обустраивать их совместное с девчонкой-найдёнышем ложе всё же не хотелось. Да и тевтоны, если узнают, не поймут, почему это воевода спит вместе со своим оруженосцем. Эржебетт ведь пока здесь за оруженосца. И бог весть, когда ещё выпадет удобный случай поговорить с местным старцем-воеводой о девчонке.
Поразмыслив немного, Всеволод решил подтащить к ложу Эржебетт и стол. Ему, как ни крути, надлежало стоять возле лавки. Так будет куда присесть и где перекусить на скорую руку, чтобы лишний раз не выводить Эржебетт к общему застолью на показ орденским братьям. Или оружие почистить, доспех поправить, одежду починить… Да мало ли дел можно переделать, сидючи по-человечески — на лавке да за столом. А поскольку единственная лавка теперь возле сундука пристроена… В общем, пришлось ещё повозиться: дубовый столище оказался тяжеленным, зараза, а из девчонки — какая помощница? Конечно, в одиночку тягал.
Стол встал малость кривовато, но всё же кое-как, со скрипом, уместился в простенок за ложем, сооружённым для Эржебетт. Одним краем упёрся в сундук — тот аж затрещал, родимый, другим — оцарапал неровную кладку стены.
Ну вот, теперь, можно сказать, и обустроились.
— Значит так… — Всеволод повернулся к девушке. Приказал по-немецки — авось, поймёт язык саксов: — Сиди здесь.
А чтоб лучше поняла — хлопнул ладонью по ложу-сундуку. Не удовлетворился. Подвёл, усадил.
— Без особой нужды и без моего слова из комнаты не выходи…
Указал на дверь, покачал головой: нет, мол, нельзя.
— … и никого не впускай.
Задвинул засов.
— Открывать будешь только мне.
Ткнул себя в грудь.
— Узнаешь меня просто. Я постучу… Вот так, запоминай…
Стукнул по доскам стола: быстро, три раза. И — снова — себя в грудь. И опять — в доску — скоро, трижды.
— Сначала постучу, потом — позову.
Указал на свой рот, на её уши.
— Услышишь стук и мой голос — тогда откроешь.
Дёрнул засов, отворил дверь.
— Ясно тебе?
Испуганное хлопанье ресниц.
— А-а-а…
— Ясно, спрашиваю?
Торопливый кивок.
Может, и ясно, может — нет.
— Ладно, — Всеволод хлопнул по сундуку. — Пока просто сиди здесь и жди. Я скоро. Осмотрюсь и вернусь.
Он вышел из комнаты, притворил дверь. Не успел отойти и на пару шагов, как за спиной скрежетнул запирающийся засов. Ага! Кажись, Эржебетт всё поняла правильно.
Глава 8
По распоряжению Томаса на замковой кухне, уже что-то стряпали. Много, в потребных случаю количествах: и гостей следовало попотчевать с дороги, и к возвращению здешнего старца-воеводы, которого тевтоны именовали мастером Бернгардом, подготовиться. А пока было время, Всеволод, Сагаадай и Золтан пожелали осмотреть тевтонскую цитадель.
— Крепость большая, — предупредил Томас. — До трапезы всю не обойти.
— Посмотрим, что успеем, — пожал плечами Всеволод, — Веди, брат Томас, показывай.
Первым делом поднялись на самую верхнюю точку замка — на смотровую площадку донжона. Здесь сильно дуло. Шумно билось на ветру огромное белое полотнище с чёрным крестом. Ветер яростно трепал одежды, норовил содрать шлемы и шапки.
Угрюмый страж — закутанный в чёрный плащ кнехт, по всей видимости, сменивший на посту нерадивого дозорного с рваной щекой, молча поклонился кастеляну. На плече стража висел сигнальный рог. Судя по размерам рога, издаваемый им звук достигнет ушей всякого, находящегося в замке и в окрестностях замковой горы. И в ближайших окрестностях, и в дальних — тоже.
Томас перехватил взгляд Всеволода, пояснил:
— В рог трубят, когда Серебряным Вратам угрожают тёмные твари. Если услышите его зов — знайте: скоро на стены полезут нахтцереры.
Кастелян подошёл к каменным зубцам на краю площадки. Продолжил:
— Нечисти по всей округе нынче развелось превеликое множество, и по ночам нахтцереры подступают со всех сторон. Но основанная их масса неизменно приходит во-о-он оттуда…
Здоровая рука Томаса указывала на безжизненное плато в конце извилистого ущелья-горловины.
С высоты донжона, поднимавшегося над замковой горой, далёкое озеро — правильный, слишком правильный овал, холодно поблёскивающий отражёнными солнечными лучами — видно было как на ладони.
— Мёртвое озеро, — с ненавистью процедил Томас. — А под ним — Проклятый Проход.
— За озером наблюдают даже днём? — спросил Всеволод.
— Да, и днём — тоже, — ответил провожатый. — Может быть, в этом и нет необходимости, но так всем нам спокойнее.
В общем-то, это было понятно.
— Но ночью?! — вдруг осенило Всеволода. — Ночью отсюда ведь озеро не видно!
Даже его, Всеволода, специально тренированные и привычные ко мраку глаза, вряд ли что различат в темноте на таком расстоянии.
— Не видно, — согласился кастелян.
— Как же вы узнаёте, что открывается Проход?
— Это не трудно, — вздохнул Томас, — Когда мёртвые воды разверзаются, озеро начинает светиться.
— Светится? — удивился Всеволод.
— Именно. Зеленоватым таким призрачным светом, как… — кастелян поморщился. — Ну, как большая болотная гнилушка, что ли…