— Тебе не надо читать мои мысли, — сказал он ей, на диво мягким голосом. — Я для тебя не опасен.
— Как это не опасен, если в тебе столько ненависти? — возразила она.
Он не ответил.
Александр сидел на солнышке у входа в пещеру, высоко в горах и смотрел на зеленую крышу леса и равнины внизу. Несмотря на свой страх, он чувствовал себя необычайно свободным в этом Лесу Кентавров. Здесь он мог прикасаться к живым существам, не убивая, и спать без кошмаров. Вчера серебристо-серая птичка слетела к нему на руку иосталась сидеть в тепле и безопасности, чувствуя его дружелюбие, и ни разу убийственная сила внутри него не пробудилась. Этого счастья в своей жизни Александр еще не знал. Он скучал по дому, по маме и папе, но разлука была смягчена этой новообретенной радостью.
Хирон выступил на свет. — Прекрасный день, юный принц, — промолвил он.
— Да. Красивый. А расскажи мне о кентаврах.
— Что ты желаешь знать? — спросил маг.
— Как они выживают? Я знаю кое-что о лошадях, о том, как много им надо есть и пить. Их глотка и чрево созданы для того, чтобы переваривать траву и огромное количество жидкости. И у них большие легкие. Я не представляю, как кентавры могут жить идвигаться. Они что, двужильные? Едят ли они траву? И если едят, то как они это делают, ведь им не склониться к земле так же просто, как лошади пригибают свою шею?
Хирон улыбнулся. — Хороший вопрос, Александр. Твой ум работает замечательно. Тыуже видел меня с Каймалом, а с настоящими кентаврами дело обстоит точно так же. Они живут как мужчины и женщины, но у них установлены особые связи с их скакунами. Они сливаются воедино с восходом каждого дня, но на закате разделяются.
— Что происходит, если лошадь умирает? Кентавр может найти новую?
— Нет. Если лошадь умирает, мужчина — или женщина — тоже гибнет через день, в лучшем случае через два.
— С тобой будет так же, если умрет Каймал? — спросил Александр.
— Нет, потому что я не настоящий кентавр. Наше Смешение происходит от вмешательства внешней магии. Вот почему Камирон чувствует себя таким изолированным. Потерянным, так сказать.
Хирон протянул мальчику краюшку сдобного хлеба, и какое-то время спутники ели молча. Затем мальчик снова заговорил. — С чего всё это началось? — спросил он.
— Какой пространный вопрос, — ответил маг. — И кто я такой, чтобы пытаться на него ответить? Когда-то мир был полон природной магии, в каждом камне или кочке, дереве или горе. Многие тысячи лет назад существовала раса людей, которые подчинили себе эту магию. Они ходили по земле как боги — да они и были богами, ибо стали практически бессмертными. Они были добры, мечтательны, любознательны. И дети их были Титанами, гигантами, если им этого хотелось, поэтами, если они выбирали это. Началось время чудес, но его сложно будет описать — особенно четырехлетнему ребенку, даже такому умному, как ты, Александр. Мне думается, тебе приходилось видеть, как люди, мужчины и женщины, при дворе твоего отца искали новое — накидки разных цветов, платья разного кроя и форм. Ну а Титаны Старого Мира искали новые цвета и формы для накидки жизни. Кто-то пожелал стать птицей, чтобы иметь крылья и способность взмыть в небесные выси. Кто-то пожелал плавать в морских глубинах. И всевозможные гибриды заполнили землю. — Хирон погрузился в молчание, его глаза смотрели в прошлое.
— Что же случилось потом? — прошептал Александр.
— То, что всегда случается, мальчик. Была великая война, время невероятной жестокости и ужаса. Огромнейший объем мировой магии был израсходован в этом противостоянии. Посмотри вокруг, на деревья. Ведь кажется невозможным, что все они будут вырублены. Но если Человек задастся этой целью, он ее добьется, и неважно, насколько разрушительной ценой. Я хочу сказать, что все вещи имеют свой конец — даже магия. Война велась веками, и теперь сохранились лишь обрывки былой силы. Например этот лес, но за ним лежит Новый Мир Людей, в котором камни пусты, холмы и овраги лишены магии. И теперь дети Титанов — которые все-таки выжили — загнаны в эти немногие участки Заклятия, прикованные к ним такими оковами, что крепче смерти.
— Ты произнес это с такой грустью, — проговорил Александр. — Магия больше не вернется?
— Может быть. В один прекрасный день, как великолепный цветок, она даст семена и вновь взойдет. Но я в этом сомневаюсь, — Хирон вздохнул. — Но даже если так случится, Человек ее испортит. Так происходит со всеми вещами. Нет, пусть уж лучше она исчезнет совсем.
— Но если она исчезнет, не погибнут ли кентавры вместе с ней?
— Да, погибнут, как и нимфы, сатиры, дриады и циклопы. Но так же будет и сПожирателями, горгонами, гидрами и птицами смерти. Ибо от Заклятия рождены не одни только кентавры. Ладно, — произнес он, вставая, — хватит о моем мире на сегодня. Расскажи мне о своем.
Они говорили долго, но Александр мог рассказать мало интересного и он забеспокоился, заметив напряжение в лице мага. — Это мои скудные знания расстроили тебя?
— Ах! Дело не в тебе, дитя, — ответил Хирон, встал и пошел вниз по горному склону. Александр побежал за ним, взял за руку.
— Расскажи! — умолял принц. Хирон встал и опустился перед мальчиком на колени, черты его смягчились.
— У меня есть мечта, Александр. Я надеялся, что ты поможешь мне ее осуществить. Но ты еще очень мал и знаешь так немного. Это не твоя вина. Признаться, я и не думал, что четырехлетний ребенок может столько знать.
— Что же ты ищешь?
— Мир без зла, — печально ответил Хирон, — и другие возможности. Теперь подожди меня у пещеры. Мне надо пройтись, обдумать план.
Александр смотрел, как он спускается с горы и скрывается среди деревьев, затем мальчик взобрался ко входу в пещеру и посидел там некоторое время на солнышке.
Но голод заставил его двигаться, и он прошел через призрачную стену во дворец и направился к кухне, где поживился медовыми лепешками и сушеными фруктами. Он не видел здесь никаких слуг, но яства каждый день обновлялись. С возросшим любопытством Александр прошел по прилегающей ко дворцу земле, пытаясь отыскать хоть одну живую душу. Но на мягкой почве под ногами не было следов, кроме его собственных, и он вернулся во дворец, где бесцельно бродил из комнаты в комнату, скучающий и одинокий.
Какое-то время он поглядывал в свитки и книги в одной из комнат библиотеки. Но в них не оказалось ничего интересного, ибо они были исписаны символами, которые он не мог прочесть. Наконец он добрался до маленькой комнаты с окном, выходящим на запад, в которой стоял круглый стол, накрытый бархатной тканью. Сначала ему показалось, что стол был отлит из цельного золота, но изучив шесть изогнутых ножек, он понял, что те были сработаны из дерева и облицованы тонкой позолотой. Забравшись на стул, он сдвинул бархат и стал рассматривать черную поверхность, такую темную и не отражающую света, что казалось, будто смотришь в огромный колодец. Вытянув руку, он осторожно тронул столешницу — и отпрянул, когда темные круги разошлись по поверхности, разрастаясь по всему периметру.
Завороженный, он прикоснулся снова. Поверхность была холоднее снега, но на удивление успокаивающей.
Столешница посветлела, став голубой. Вдруг по ней проплыло облако. Александр засмеялся. — Тут должны быть птицы, — воскликнул он. Повинуясь его желанию, пейзаж задвигался, и он увидел клин летящих по небу лебедей. — Прекрасно! — закричал он. — А где же земля? — Изображение вновь повернулось, приковав к себе внимание мальчика так, что он вцепился в края стола, дабы себя успокоить. Но теперь он словно увидел лес с огромной высоты, деревья покрывали горы как зеленый дым. — Покажи мне Хирона! — велел он.
Появилась фигура. Это был сидящий у ручья маг, он бросал в воду камешки. Лицо его было печальным, и Александр ощутил укол вины оттого, что вторгается в уединение Хирона.
— Покажи мне Филиппоса! — сказал он.
Стол-зеркало потемнел, и он увидел армию, расположившуюся лагерем близ пылающего города, темные палатки озаряло дальнее пламя. Изображение продвинулось к большому шатру в самом центре лагеря и проникло внутрь, где на черном троне, вырезанном из эбенового дерева, сидел Царь.