Он быстро облачился. Нагрудник пришелся впору, как и сапоги. Набедренная юбка сошлась у него на поясе, а ножны меча идеально вошли в петлю из бронзы на левом бедре. Последним он поднял шлем, надев его на короткостриженую макушку. Когда шлем был надет, нестерпимая боль огнем обожгла всё его лицо. Он закричал и попытался сорвать с себя шлем, но расплавленный металл въелся в кожу, вливаясь в ноздри и рот, застывая на костях его лица.
И тут боль прошла.
Открыв глаза, он увидел, что стоит на коленях. Он поднялся и вновь попытался снять шлем, но тот не поддавался. Ветерок зашелестел по кладбищу — и он ощутил его на своем лице, как и собственные руки, когда пытался сорвать ими шлем. Подняв ладонь, он прикоснулся к металлическому рту. Он был холодным, но податливым. Он сунул палец дальше, коснулся им языка; он тоже был металлическим, но в то же время мягким.
Его лицо стало бронзовым; шлем не просто соединился с его кожей, он стал частью него самого.
— Что со мной происходит? — взмолился он, и его собственный голос зазвучал незнакомо для его ушей.
— Ничего особенного, — ответил тихий голос. — Ты всего лишь приуготовляешь себя для испытания, которое ждет впереди.
Шлем резко развернулся, меч мгновенно оказался у него в руке. Но никого не было видно. — Ты где?
— Близко, — раздался голос. — Не беспокойся, я друг.
— Покажись, друг.
— Это ни к чему. Ты в горах Аркадии. Твой путь лежит на север, к Коринфскому заливу.
— Я тебе не раб! — вспылил воин.
— Ты и сам не знаешь, кто ты есть, тебе известно лишь имя, которое я тебе дал. — Заметил голос, ровным, почти дружественным тоном. — Но все ответы ждут тебя впереди. Ты должен разыскать Золотое Дитя.
— А если я не стану искать?
Ответа не последовало. — Ты еще здесь? Да говори же, будь ты проклят!
Но на кладбище царила тишина.
***
Аттал откинулся, прислонясь плечами к валуну и осматривая своих спутников. Бронт сидел напротив, уставившись огромными карими глазами в пламя костра. Рядом с ним растянулся львиноголовый Арг, положа гривастую голову на свою мускулистую руку и не сводя узких глаз с Аттала. Циклоп по имени Стероп сейчас спал, и дыхание со свистом выходило через его клыки. Аттал перевел взгляд на скалистую тропу, на которой одинокий кентавр высматривал Македонов. Рядом с ним свернулся калачиком Александр, постанывая во сне. Аттал вновь обратил взор на Арга; существо по-прежнему глядело на него.
— Так и будешь лежать там и пялиться на меня? — спросил Аттал. Львиная пасть раскрылась, и из нее послышался низкий рык.
Бронт посмотрел поверх костра. — Ты ему не нравишься, — проговорил он.
— Это не лишит меня сна и покоя, — пробурчал Аттал.
— В чем же источник твоего гнева, Человек? — изумился Бронт. — Я чувствую это в тебе — то ли горе, то ли озлобленность?
— Оставь меня в покое, — буркнул Аттал. — И позаботься о том, чтоб твой косматый собрат держался от меня подальше, не то проснется с македонской сталью у себя в сердце. — И он растянулся на земле, повернувшись к братьям спиной.
Горе? О да, Аттал прекрасно знал, где были посеяны его семена. Это случилось в день, когда его отец убил его же мать. Смерть не была мгновенной, и мальчик слышал ее крики несколько часов. Он тогда был юным, двенадцати лет от роду, но с того дня он перестал быть ребенком. В четырнадцать он пробрался в покои отца с острым как бритва ножом, отточенным движением провел клинком по горлу мужчины и отошел, наблюдая, как спящий пробуждается с кровью, булькающей в легких. О, как он шевелил руками, пытаясь встать, сжимая пальцами горло, словно стараясь соединить разрезанные артерии. Горе? Да что эти твари могут знать о его горе?
Не сумев заснуть, Аттал поднялся и вышел из лагеря. Луна была высоко, ночной ветер был прохладен. Он поежился и посмотрел на скалистую тропу. Кентавра видно не было. Забеспокоившись, мечник стал осматривать высокие утесы в поисках малейшего признака движения.
Но не было ничего, кроме ветра, шуршащего в траве по склонам. Он быстро вернулся в круг валунов, где спали три брата. Слегка похлопал Бронта по плечу. Минотавр застонал и поднял свою массивную голову. — Что такое?
— Часовой пропал. Разбуди братьев! — прошептал Аттал. Подойдя к Александру, он поднял мальчика на плечо и направился к лесу. Едва он вышел на открытое пространство, как с севера послышались крики. Несколько пони выбежало из-за камней, но копья и стрелы тут же пронзили их. Юноша на бледном пони почти ушел от погони, но Пожиратель спикировал с ночного неба, и черный дротик вошел в шею скакуна. Чудовище слетело вниз, сбросив парня с коня. Тот встал, побежал, но тут второй дротик пронзил его тело.
Аттал пустился бегом. Александр проснулся, но не стал кричать или вопить. Его руки обвили шею Аттала, и он крепко вцепился в него.
Сзади послышался топот галопирующего коня, и Аттал обернулся, одновременно выхватывая меч. К ним бежал крупный кентавр с изогнутым луком в руках.
— Камирон! — крикнул Александр. Кентавр остановился.
— Много Македонов, — проговорил он. — Всех не убить. Кентавры мертвы.
Вложив меч в ножны, Аттал ухватился за гриву Камирона и сел верхом. — Давай к деревьям! — велел он. Камирон бросился вперед, едва не сбросив македонянина, но это их и спасло. Воины в черных плащах уже приближались к ним с юга, севера и востока. Но путь на запад, к лесу, оставался свободен. Камирон простучал копытами по открытому плато, и стрелы засвистели в воздухе рядом с ним.
Пожиратель слетел с неба, и Камирон резко осадил бег и стал на дыбы, когда дротик вонзился в землю перед ним. Наложив стрелу на лук, кентавр послал ее в воздух, попав Пожирателю в правый бок, в легкое. Крылья существа сложились, и оно рухнуло на землю.
Камирон помчался галопом к деревьям, оставляя македонов далеко позади. Они уже были в лесу, а Камирон продолжал бежать, перепрыгивая валежник и валуны, с брызгами скача по ручьям, пока не преодолел холм, который вывел их на небольшую поляну, окруженную высокими соснами. Здесь он остановился.
— Нехорошее место. Это Лес Горгона.
Аттал поднял ноги и соскочил наземь. — Здесь безопаснее, чем там, — сказал он, опуская на землю Александра. Мальчик повалился на траву, прижимая ладони к вискам.
— Ты заболел? — спросил Аттал, опустившись на колени рядом с мальчиком. Александр поднял взгляд, и мечник обнаружил, что смотрит в желтые глаза с щелевидными зрачками.
— Я в порядке, — раздался низкий голос. Аттал попятился, и Александр рассмеялся зловещим и раскатистым смехом.
— Не страшись меня, душегуб. Ты всегда служил мне верой и правдой.
Аттал не произнес ни слова. Потемневшая кожа на висках Александра сморщилась, раздалась, отшелушилась и отползла назад с его ушей, потом с шеи, открывая два бараньих рога, черные как эбеновое дерево и блестящие в лунном свете.
— Мне нравится это место, — произнес Дух Хаоса. — Оно мне подходит.
***
— Смерть твоим врагам, государь, — сказал Парменион, низко кланяясь.
— Ты и есть враг, — прошипел Горгон. Спартанец выпрямился и усмехнулся, глядя в блеклые глаза чудовища перед собой.
— Пожалуй, да — ибо я Человек. Но у меня есть возможность дать тебе то, чего ты желаешь всей душой.
— Ты понятия не имеешь о том, чего я желаю. Но продолжай, ибо ты забавляешь меня — так же, как твоя неминуемая смерть позабавит меня потом.
— Когда-то давно ты был воином, — тихо произнес Парменион, — порождением Титанов. Ты обладал способностью менять облик, летать или плавать под водой. Но когда отгремела Великая Война, ты был изгнан сюда и заключен в последнюю принятую тобой форму. А теперь Заклятие умирает, для всего мира. Однако ты выживешь, Горгон; и ты это знаешь. Ты проживешь еще тысячи лет здесь, в этом средоточии темной магии. Вот только в один прекрасный день и этот лес падет под топорами людей.
Горгон резко поднялся, волосы-змеи у него на голове шипели и извивались. — Ты пришел сюда рассказать то, о чем я и так давно знаю? Ты больше не забавляешь меня, Человек.
— Я пришел дать тебе ответ на твои мечты, — сказал Парменион.