— И какова же моя мечта?
"Осторожнее, Парменион, — послышался голос Фины в сознании Спартанца. — Я не могу прочесть его мысли."
— У тебя много грез, — сказал Парменион. — Ты мечтаешь о мести, лелеешь свою ненависть. Но есть одна мечта, самая великая из мечт, — возродить Заклятие и избавиться от Человека.
Горгон уселся обратно на трон из черепов. — И ты мне сможешь это дать? — Спросил он, и его огромный рот скривился в издевательской усмешке.
— Искандер воплотит мечту в реальность.
Мгновение Царь безмолвствовал, но затем подался вперед, бледные глаза его сверкнули. — Ты говоришь о том ребенке, которого разыскивает Филиппос. Он много посулил за этого ребенка — много женщин, да не таких плоских, как эта девка с тобой, а пригожих, мягких и сладких. Он обещает признать меня властителем этих лесов. И я склонен принять его предложение.
— Почему же он так жаждет заполучить этого ребенка? — возразил Парменион.
— Ради бессмертия.
— Бессмертный Человек? Этого он хочет добиться? А чего еще?
— А чего еще?
— Смерти Заклятия. Без Искандера у вас не останется никакой надежды. Вы все зачахнете и умрете. Такова главная цель Филиппа — это видно по всему.
— Так ребенок — Искандер?
— Да, это он, — ответил Парменион.
— И он сможет снять проклятие с меня и моего народа?
— Сможет.
— Я не верю. Пришло время умереть, Человек.
— И это всё, чего ты хочешь? — спросил Парменион, обводя рукой поляну, — или ты прожил уже так долго в качестве чудища, что забыл каково жить в качестве бога? Мне тебя жаль.
— Прибереги жалость для себя! — пророкотал Царь. — Для себя и для костлявой бабы за твоей спиной!
— Как тебя звали? — вдруг спросила Фина чистым и ласковым голосом.
— Мое имя? Я Горгон.
— Как тебя звали раньше, во времена золотого века?
— Я… Я… а какое тебе дело?
— Ты не можешь вспомнить? — спросила она, подойдя ближе и становясь рядом с ним.
— Я помню, — ответил он. — Меня звали Дионий. — Царь опустился на трон, мощные мышцы его плеч расслабились. — Я еще поразмыслю немного над вашими словами. Ты и твой мужчина должны остаться у нас на ночь; вы будете в безопасности, пока я не обдумаю услышанного.
Фина поклонилась и отошла к Пармениону, уведя его к кромке поляны.
— Что не так с его именем? — спросил Спартанец.
— Его разум был слишком силен для прочтения, но один образ всё время витал в его сознании, когда ты говорил о возрождении Заклятия. Это был красивый мужчина с ясными голубыми глазами. Я решила, что это и был он сам.
— Ты — бесценная спутница, — сказал он, целуя ее руку. — Мудрая и прозорливая.
— А еще костлявая и плоская, — ответила она, улыбаясь.
— Вовсе нет, — прошептал он. — Ты прекрасна.
Вырвав ладонь из его руки, она отпрянула назад. — Не смейся надо мной, Спартанец.
— Я говорю чистую правду. Красота — это нечто большее, чем кожа, плоть и кость. Ты наделена отвагой и душой. И если сомневаешься в моих словах, то прочти мои мысли.
— Нет. Я и так знаю, что увижу там.
— Так почему же ты злишься?
— Много лет назад у меня был возлюбленный, — проговорила она, отвернувшись от него. — Он был молод, как и я. Но нам было мало отведено времени быть вместе, и я многие годы тосковала по нему.
— Что произошло?
— Меня забрали у него, за моря, держали в плену в храме, пока я не согласилась стать жрицей.
— А он пытался разыскать тебя? Похоже, его любовь была не столь сильна, как твоя к нему.
— Он считал меня мертвой.
— Прости, — сказал Парменион и снова взял ее за руку. — Мне знакомы твои шрамы; у меня такие же.
— Но у тебя теперь жена, и трое детей. Ты, верно, позабыл свою первую любовь?
— Никогда, — ответил он, так тихо, что это слово было похоже на выдох в его устах.
Большую часть ночи лесные существа сидели вокруг костров. Не было слышно ни смеха, ни песен, и они сидели все вместе в мрачном молчании, пока Горгон восседал на троне из черепов. Фина заснула, положа голову Пармениону на плечо, но Спартанец бодрствовал. Эта тишина была неестественной; он чувствовал, что твари чего-то ждут, и поэтому оставался бдителен и насторожен, пока текли час за часом.
На рассвете твари встали на ноги и расступились справа и слева от трона, образовав два ряда. Опустив Фину на землю, Парменион встал во весь рост. Его бедра затекли, и он стал разминать мышцы спины. Напряжение повисло в воздухе, когда Горгон поднялся с трона и посмотрел на восток.
Дюжина странных зверей вышла из леса, ведя пленника, связанного по рукам и ногам. На теле пленника была кровь и следы многих ран. Парменион тихо выругался.
Пленником был Бронт.
Его пленители — полурептилии-полукоты, с боками, покрытыми шерстью, и лицами в чешуе — потащили Бронта между рядами ожидающих тварей. Зазубренные ножи и мечи сверкнули в полумраке.
— Стойте! — вскричал Парменион, выйдя вперед и встав рядом со связанным минотавром. Бронт поднял на него взгляд, выражение его лица невозможно было определить. Парменион быстро выхватил кинжал, разрезав острым лезвием связывавшие Бронта ремни. — Стой спокойно, — велел Спартанец и обратил лицо к Лесному Царю.
— Это мой друг — и союзник, — проговорил он. — Он под моей защитой.
— Под твоей защитой? А кто защитит тебя, Человек?
— Ты, повелитель — пока не примешь окончательное решение.
— Что ж, — процедил Горгон, прошагав вперед, чтобы встать перед минотавром, — у тебя теперь друг-человек, Бронт. Не забыл, что стало с прежним твоим другом? Ты не учишься на ошибках, да?
Минотавр ничего не сказал, но понурил голову, избегая взгляда Горгона. Тут Лесной Царь издал звук, напоминающий смех. — Он был пленником на Грите, — обратился он к Пармениону. — Царь заключил его в лабиринт под городом, кормил свиными отрубями и прочими объедками. Однажды Царь сбросил в лабиринт героя. Однако Бронт его не убил, правда, братец? Нет, он подружился с ним, и они выбрались оттуда вместе. Вообрази удивление Бронта, когда герой, вернувшись домой, стал врать о смертном бое с минотавром-людоедом. Он стал Царем, Бронт? Да, полагаю, стал. И провел остаток дней — как и все цари — охотясь за созданиями Заклятия. Так они создают свои легенды.
— Убей меня, — сказал Бронт, — но, молю, не дай мне зазеваться до смерти.
— Ха, да как я могу убить тебя, Бронт? Ты ведь под защитой Человека. К счастью для тебя. — Горгон вдруг вскинул ногу, впечатав ее Бронту в челюсть и сбив того на землю.
— Сколько врагов тебе потребуется еще, государь? — спросил Парменион.
— Не испытывай мое терпение, Человек! Это мои владения.
— Я это не оспариваю, государь. Но когда Заклятие будет возрождено, оно возродится для всех детей Титанов. Для всех… в том числе и для моего друга Бронта.
— А если я его убью?
— Тогда тебе придется убить и меня. Потому что я нанесу ответный удар.
Горгон покачал головой, змеи конвульсивно вскинулись, затем он опустился перед Бронтом на колено. — Кто же мы такие, что дошли до такого, брат мой? — вопрошал он. — Человек готов умереть за тебя. Как же низко мы пали, если заслужили их жалость? — Подняв взор на Пармениона, он покачал головой еще раз. — Ты услышишь мой ответ на рассвете. А пока радуйся оставшимся мгновениям.
Парменион подошел к Бронту, помог минотавру подняться на ноги. На груди и спине у того было множество порезов, и он весь истекал кровью.
— Что произошло? — спросил Парменион, отведя его к тому месту, где спала Фина.
— Македоны застали нас врасплох. Кентавры погибли — мои братья тоже. Я попытался убежать в лес, но был схвачен здесь. Всё пропало, Парменион.
— Что с мальчиком?
— Твой друг вынес его — но я не знаю, спаслись ли они.
— Мне жаль твоих братьев, друг мой. Я должен был всех взять с собой в лес и попытать счастья.
— Не вини себя, стратег. И спасибо, что вступился за меня. К сожалению, это лишь ненадолго отложит нашу с тобой смерть. Горгон играет с нами, оставляя надежду. На рассвете мы узрим его истинное зло.