Что же теперь осталось нового, вопрошал он?
Ответ пришел быстро, как удар в сердце.
Нет ничего нового под солнцем. Всё - тлен.
Он улыбнулся и открыл ключ от жизни, которую провел с Мыслителем. Золотые дни. Времена, когда еще были открытия и сюрпризы, ждавшие впереди.
Почему ты так печален, спросил он себя? Вокруг скамьи была дюжина стульев, сейчас пустых, но совсем недавно их занимали дети благородных македонян - юноши, полные надежд, питающие мечты. И - всегда в самом центре, как яркое солнце в их жизни - был Александр.
Вот оно, понял он.
Александр.
Аристотель встал, прошел к северным воротам, открыл их и вышел к подножию горы Бермион. Сквозь эпохи он видел людей, великих людей, мудрых людей, воинственных людей, закосневших в своем высокомерии, пренебрежительных к своему прошлому. Однако прошлое хранит все ответы на загадки жизни, но каждое подросшее поколение неосознанно закрывает их от себя. А потом ищет среди неродившихся будущих.
Я возлагал на тебя великие надежды, Александр, подумал он. Ты обладаешь замечательным умом, пожалуй, величайшим с тех времен, как Мыслитель правил Иерусалимом. Ты наверняка обскакал бы в этом и Пендаррика в дни, когда он царствовал в Атлантиде.
И всё же, что тебя манит? Мудрость? Погоня за знанием? Нет. Ты слышишь боевые трубы, Блудница Завоевания прельщает тебя. Даже когда Дух Хаоса заточен вне тебя, ты остаешься мужчиной, а мужчина всегда будет стремиться к славе.
А другие будут следовать за тобой. Он представил себе их, эти молодые лица, сияющие жаждой будущего, которое, они верили, многое обещало: Птолемей, Неарх, Филота, Никки, Дердас и другие. Как все юноши, они упивались своей силой и пренебрегали деяниями отцов.
Аристотель остановился у журчащего ручья, прислонившись спиной к валуну, дабы закрыться от ветра. Ястреб спикировал с неба, бросившись камнем вниз, и вонзил когти в молодого кролика, едва тот выглянул из своей норы посмотреть на закат. Пойманное животное не сопротивлялось, и, когда птица взмыла в воздух, оно безвольно повисло в ястребиной хватке. Аристотель подлетел душой к существу. Оно было мертво.
- Да будут прокляты все ястребы на свете, - проговорил он вслух.
- Ему надо кормить птенцов, - послышался голос. Аристотель поднял взор и улыбнулся, когда высокая фигура вышла из тени деревьев, чтобы сесть рядом с ним. Мужчина расположился, вздрогнув, когда больное колено отказалось согнуться.
- Так и думал, что найду тебя здесь, - сказал Парменион, сняв шлем и проведя пальцами по вспотевшим, серым как сталь, волосам. - Филипп хотел бы, чтобы ты приехал в Пеллу на его свадьбу.
Аристотель покачал головой. - Я не буду там присутствовать, Парменион.
- Это не очень-то обрадует Филиппа.
- Его гнев не имеет для меня никакого значения. Я пройду Тропами Дракона к другим мирам.
- А Пифия?
- Оставлю ей денег. Пифия не станет горевать по мне; она грела мою постель, но между нами было мало любви. - Он пристально посмотрел Пармениону в лицо, отметив глубоко прочерченные морщины, темные круги под синими глазами. - Устало выглядишь, мой друг.
Парменион пожал плечами. - Мне шестьдесят три. Как мне не устать после долгой военной кампании.
- Но теперь-то можно отдохнуть? После того, как Филипп разбил афинян и фивян при Херонее, он стал негласным Повелителем Греции. Где теперь его враги?
- Везде, - ответил Парменион с кривой улыбкой.
- Понимаю, - сказал Аристотель, улыбнувшись в ответ, - но я имел ввиду тех врагов, что действительно способны нанести ему вред? Не осталось тех армий, что могли бы завоевать его. Он правит от Эпира до Фракии, от Пеонии до Фессалии. Все платят ему дань - даже Афины. Я слышал, они возвели его статую после Херонеи. Невероятно!
- Не совсем так. Афиняне ожидали, что мы ворвемся в город и разорим его. Вместо этого Филипп вернул им погибших со всеми воинскими почестями и предложил мир. И они тут же успокоились.
- Почему он их пощадил? Афины годами были для него занозой в заднице.
Парменион пожал плечами. - Филипп навсегда запомнил деяния своего двойника из Македона. Он поклялся самому себе никогда не повторять этих злодейств. Но есть у него одна великая мечта: он жаждет расширить свои владения на восток.