Парменион отложил бумаги на край широкого стола и потянулся. Он устал. Кости ныли. Не сложно было ввести войска в Азию, однако длительная кампания требовала больше выносливости, нервов и концентрации выдержки, чем ему когда-либо требовалось на его памяти.
Три года дал ему Филипп на это. Три года на установление контроля над Малой Азией и обеспечение безопасности на этой земле. Три года и шестидесятитысячное войско. Это был немалый вызов, и в свои шестьдесят четыре Парменион не знал, доживет ли он до окончания кампании.
Так много трудностей необходимо было преодолеть, главнейшей из которых была еда для солдат. Они привезли с собой провизию на тридцать дней, когда пересекли Геллеспонт, и две трети из этих запасов были потрачены. Отряды фуражиров добывали всё, что только можно было добыть на местности, однако Парменион заботило своевременное прибытие кораблей снабжения в защищенные бухты. У Филиппа было всего 160 кораблей. Если бы Персидский флот вошел в Эгейское море, Македонские суда оказались бы в меньшинстве минимум три к одному, и высадившееся войско оказалось бы перед лицом сдачи или уничтожения.
Но, даже с обеспеченным провиантом, проблемой оставалась Персидская армия. Если ему дать время, новый Царь, Дарий, мог собрать чуть ли не миллионное войско. Парменион знал, это было маловероятно, однако если даже он призовет только воинов из центральной Персии, македоняне столкнутся с более чем 120 000 хорошо вооруженных и обученных воинов. И почти 40 000 из них будут умелыми лучниками и пращниками. А даже когда прибудет Филипп с подкреплением, у македонян наберется только тысяча лучников.
Парменион считал, что, несмотря на все свои таланты, Филипп никогда по-настоящему не понимал Персидскую Империю и ее состав.
Царь Царей правил от Фригии на западе до далекой страны Гинду Куш, от плодородных полевых земель до выжженных пустынь, от ледяных лесов до непролазных джунглей. Но что более всего осложняло завоевание империи, так это ее система управления. Сатрапы и вассальные цари были почти что автономны, сами собирали свои армии и устанавливали свои налоги. Даже разбив самого Дария, Филипп столкнется после этого со множеством врагов, каждый из которых мог выставить на поле войско, численно превосходящее Македонское.
Два миллиона квадратных миль территории, и тысяча разных племен. Все предыдущие победы Филиппа ничего не стоили перед таким вызовом!
Солнце клонилось к закату, когда Парменион стал обходить военный лагерь, останавливаясь, чтобы проверить посты на дорогах и часовых, патрулирующих у конюшен. Он обнаружил, что один молодой караульный сидел и втихаря уплетал хлеб с сыром, положив меч и шлем рядом с собой. Заметив генерала, парень вскочил на ноги.
- Прости, господин. Мне не представился случай сегодня поесть.
- Тяжело будет кушать с перерезанным горлом, - сказал ему Парменион. - Это - вражеская земля, и у тебя тут мало друзей.
- Знаю, господин. Этого больше не повторится.
- Это точно. Ибо когда я увижу тебя жующим на посту еще раз, то перережу тебе глотку самолично.
- Благодарю, господин. ... То есть...
- Я тебя понял, - буркнул Спартанец и пошел дальше.
Теперь они все были так молоды, безбородые юнцы, играющие в войну.
Еще где-то с час он обходил лагерь за городом, затем вернулся в дом. Дом был белостенным, с прекрасными статуями вдоль садовых дорожек, его комнаты были просторны, а окна - высоки и широки. Полы не были украшены мозаикой, но устланы коврами и ковриками, мягкими и теплыми под ногами. Внутренние стены были покрыты огромными картинами, изображавшими персидских богов, великого Ахура Мазда и младших дэвов, служивших ему.
Девушка-рабыня принесла ему кувшин сладкого вина, сделанного на меду. Он принял наполненный кубок из ее рук, а затем отослал ее. С наступлением вечера вошла другая девушка и зажгла светильники, висящие на стенах. Вскоре комнату озаряло золотое свечение, и Спартанец снял нагрудник и поножи и расположился на широкой скамье со своим медовым зельем.
Аттал нашел его там под вечер. Мечник был одет в длинный серый хитон, его длинные белые волосы сдерживала черная кожаная повязка, расшитая серебром.
- День прошел продуктивно? - спросил Аттал.
Спартанец пожал плечами. - Пожалуй. Хотелось бы, чтоб Филипп был здесь: многие города сейчас приняли бы нас с бурными приветствиями и пирами. Если будем тянуть еще, их стержни растают. Они услышат о приготовлениях Царя Царей к войне и закроют для нас свои ворота.