Мотак вышел в поле для дрессировки, на котором юные жеребцы учились подчиняться сигналам наездника, поворачивать влево и вправо, пускаться бегом, разворачиваться и застывать на месте, чтобы позволить ездоку пустить стрелу из лука.
Эту работу конники любили. Вечерами они садились вкруг костров, обсуждали достоинства каждой лошади и спорили до самой ночи.
Дрессировка уже заканчивалась к тому времени, как подошел Мотак. Юноша по имени Орсин пустил двухлетнюю вороную кобылу прыгать через препятствия. Мотак облокотился на ограду и стал смотреть. У Орсина был редкий дар, даже среди фессалийцев, он осаживал лошадь после каждого прыжка, быстро разворачивая ее, чтобы та увидела новое препятствие. Увидев Мотака, он помахал ему и спрыгнул со спины лошади.
- Здравствуй, хозяин! - крикнул он. - Не желаешь прокатиться?
- Не сегодня, парень. Как они плодятся?
Юноша подбежал к ограде и еле перелез через нее. На земле этот парень был неловок до неуклюжести. - Скоро народятся шестеро жеребят, хозяин. Лошади неспокойны.
- Передай их имена Кронию. Когда будет готов новый загон?
- Завтра. Кроний говорит, господин вернулся. Как его скакун после сражения?
- У меня не было времени спросить его. Но я обязательно спрошу. Через несколько дней приедет персидский торговец лошадьми. Ему нужно пять коней - лучших, что мы имеем. Он собирается заехать в мой дом, но я не сомневаюсь, что он покатается по округе, чтобы осмотреть лошадей, прежде чем представится нам. Будь начеку. Я не хочу, чтобы он увидел новый фракийский табун, так что отгони их в Верхние Поля.
- Да, хозяин. Но что насчет Титана? Это такой конь, что даже я был бы рад избавиться от него.
- Он останется, - сказал Мотак. - Господин Парменион любит его.
- Но это очень злобный конь. Я думаю, он каждый раз желает смерти своему седоку.
- У господина Пармениона свои методы работы с лошадьми.
- Айя! Хотел бы я посмотреть, как он поскачет на Титане. Грохнется, небось, пребольно.
- Может быть, - согласился Мотак, - но когда настанет этот день, надеюсь, ты будешь достаточно умен, чтобы поставить на другой исход. А сейчас прекрати зубоскалить - и помни, что я сказал тебе о персе.
Парменион был немного пьян и расслаблен, впервые за последние месяцы. Широкие двери андрона были открыты и обращены к северным окнам, так что легкий ветерок просачивался сквозь занавески, делая комнату приятно прохладной. Это была не слишком просторная комната с тремя скамьями, и стены не покрывали узоры или росписи. Мотак любил простую жизнь и никогда не развлекался, но в его доме царил уют, которого не хватало Пармениону, когда он был далеко от своего имения.
- Ты счастлив? - вдруг спросил спартанец.
- Ты говоришь со мной, или сам с собой? - парировал Мотак.
- Боги, ты такой едкий сегодня. Я с тобой говорю.
- Я достаточно счастлив. Это жизнь, Парменион. Я вижу, как все растет: пшеница и ячмень, лошади и скот. Это делает меня частью земли. Да, я доволен.
Парменион задумчиво кивнул. - Должно быть, замечательное чувство. - Он усмехнулся и привстал. - Всё еще скучаешь по Персии и дворцу?
- Нет. Это мой дом. - Фиванец наклонился вперед, взял спартанца за плечо. - Мы всю жизнь были друзьями, Парменион. Разве ты не можешь рассказать мне, что тебя беспокоит?
Парменион положил руку на ладонь Мотака. - Я не рассказываю именно потому, что мы друзья. Пять лет назад у меня был рак мозга. Он был излечен. Но теперь другой рак поселился в моем сердце - нет, не настоящий, дружище, - быстро поправился он, заметив беспокойство в глазах фиванца. - Но я не рискну говорить об этом ни с кем - даже с тобой - потому что это ляжет на тебя тяжелым грузом. Просто поверь мне, Мотак. Ты мой самый дорогой друг, и за тебя я готов жизнь положить. Но не проси разделить с тобой мою... мою печаль.
Мотак какое-то время ничего не говорил, затем наполнил опустевшие кубки. - Тогда давай напьемся и будем говорить о всякой чепухе, - предложил он, натянуто улыбнувшись.
- Было бы неплохо. Какие дела у тебя запланированы назавтра?
- Я отведу к озеру двух больных кобыл. Плавание укрепит их мускулы. После этого буду торговаться насчет коней с персом по имени Парзаламис.
- Увидимся у озера, когда солнце будет в зените.
Мужчины вдвоем вышли в ночь, и Мотак увидел, что лампа в яслях не погашена. Тихо выругавшись, он прошел к строению, Парменион пошел за ним. Внутри Кроний, Орсин и еще три фессалийца сидели вокруг тела кобылы, Ларины. Черный как смоль жеребенок лежал рядом с мертвой матерью.