“Ладно хоть Джин и Ли Джо убежали”, — подумал Майлз.
За спиной раздался хруст веток, и сиплый голос грязно выругался.
Оглянувшись, Майлз увидел одну из работорговок. Жуткая особа. Туман, клубясь вокруг неё, придавал ей зловещий и сверхъестественный вид. Она была огромна, с широкими плечами, большими грудями, сильными, накачанными руками и странно тонкой талией. Её лицо не выражало ничего, лишь жестокость и злобу.
— Гэвина! Двоих я поймала! — крикнула она сотоварке.
Майлз не стал слушать дальше и ринулся с места, как испуганный зверёк. Он долго бежал, будто в ночном кошмаре, и преследовательницы гнались за ним по пятам. Иногда он останавливался, не в силах больше тащить Кэда, и искал, где бы им спрятаться. Один раз он протиснулся в дупло дерева, сумел втащить туда Кэда и, не дыша, притаился там. Работорговки шли прямо на них. Майлз услышал шелест папоротника под ногами и стал молиться.
Тяжёлые удары сердца Кэда сотрясали их обоих. Губы Кэда шевелились без звука.
“Может быть, и он тоже молится”, — подумал Майлз, выглянул из дупла и вздрогнул.
Всего в паре шагов от них стояли двое. Одна из них — та, которую он видел раньше, — повела себя как-то странно. Повернувшись лицом в их сторону, она закрыла глаза, а её голова завращалась на поразительно длинной и гибкой шее.
“Она принюхивается”, — ужасаясь, подумал Майлз, которого била дрожь.
Находясь пока с закрытыми глазами, здоровая спросила:
— А ты их чуешь?
— Нет. Совсем не чую. И я их не вижу из-за этих деревьев, — спешно произнесла её приятельница, которая была помоложе, почти девушка.
Возможно, она и есть Гэвина. Брюнетка с толстым носом и овальным подбородком.
— Я тоже никак не могу их учуять, — медленно сказала здоровая. — И это очень странно. Они не могли уйти далеко. Возможно, они блокируют нас.
— Неважно, что они делают, — засуетилась Гэвина. — Нам бы лучше поймать их побыстрее. Они не обычные рабы. Если мы не доставим Юнца — мы пропали. Считай, что ты мертва, Берна.
“Юнца? Вероятно, там, где есть рабы, могут быть и юнцы. Но о ком она говорит? Во всяком случае, не про меня”.
— Мы поймаем его, — уверенно отозвалась Берна.
— Ага, нам бы лучше поймать его, — злобно произнесла Гэвина. — Или я расскажу ему, что это была твоя ошибка. Мы должны были всё предусмотреть, чтобы ничего не произошло…
— Пока ничего и не произошло, — прорычала Берна.
Развернувшись на пятках, она скрылась в тумане. Посмотрев в её спину, Гэвина последовала за ней. Майлз перевёл дыхание. Губы Кэда перестали шевелиться.
— Идём. — Майлз помог ему выбраться из дупла, и они двинулись в противоположную сторону.
И вновь они бесконечно бежали да останавливались, прислушивались и прятались. Лес был ужасным местом. Их окружал пугающий мрак, который из-за тумана, лежащего во впадинах и вьющегося вокруг поваленных деревьев, казался полным привидений. Майлз словно попал в кошмарную сказку. Одно было хорошо — во влажной почве тонули звуки их шагов, и парней трудно было выследить. Всё так тихо. Ни ворон, ни серых соек. Ни оленей. Лишь сплошной туман да бесконечные деревья. Только вдруг лес закончился. Майлз и Кэд вылетели на поляну. Майлз окинул её безумным взглядом в поисках убежища. Ничего. Туман тут был прозрачнее, и он смог разглядеть, что впереди совсем нет деревьев, лишь скалы.
“Может быть, нам лучше вернуться обратно…”
Однако позади них в лесу послышались голоса. Майлз заметил выступ над скалами. Он выглядел как конец тропы, которая поворачивала на другую сторону, спускаясь вниз с горы.
“Если доберёмся туда, мы спасены, — решил Майлз. — Завернём за угол и очутимся вне поля зрения”.
Поддерживая Кэда, он направился к скалам — большим гранитным плитам, оставленным тут древним ледником. Майлз легко забрался на одну из них и наклонился.
— Дай руку, — сказал он торопливо, — наверху есть тропа, нужно лишь взобраться немного повыше.
Кэд посмотрел на него. То есть не посмотрел, а повернулся к Майлзу. И опять возникло странное чувство, что эти слепые глаза видят лучше, чем глаза многих зрячих.
— Будет лучше, если ты бросишь меня, — сказал Кэд.
— Не глупи! Скорее давай руку.
Кэд покачал головой.
— Иди, — прошептал он.
Силы полностью оставили его. Лицо ещё не утратило прежнего выражения абсолютного покоя, но теперь к нему примешивались смертельная усталость… и признательность.
— Я лишь обуза. А если я останусь тут, у тебя будет больше времени, чтобы убежать…