— Погодите, — попыталась остановить его старая учительница, — Синее Пламя не предназначено для того, чтобы его использовали таким образом, а ребёнок будет ранить руку каждый раз, когда…
— Сейчас! — приказала королева дочери, не обращая внимания на старуху. — Покажи мне, какая ты сильная. Порази Синим Пламенем… — Она медленно обвела взглядом окружающих и остановилась на учительнице. — Э… например, её.
— Ваше Величество! — Старуха охнула, прижавшись к стене.
Багровые глаза принцессы расширились от ужаса.
— Убей её! — раздражаясь, повторила королева.
Девочка молча покачала головой, но мать сильно сжала её плечо. Майлз видел, как стальные пальцы впились в тело ребёнка.
— Делай, что тебе говорят. Сейчас же!
Дилоса обратила взгляд своих больших испуганных глаз на старуху, которая съёжилась и что-то невнятно бормотала, подняв дрожащие руки, будто пытаясь закрыть себя от удара.
Королева отпустила плечо и схватила руку дочери:
— Сейчас же, гадина! Сейчас же!
И из детской руки вырвался синий огонь и полился нескончаемым потоком, как вода из пожарного шланга. Пламя откинуло старуху к стене и моментально охватило её полностью. На миг рот учительницы искривился в немом крике, а глаза вылезли из орбит. А потом старухи не стало — лишь на стене тень из пепла.
— Любопытно, — сказала королева и отпустила руку девочки. Её ярость исчезла так же быстро, как и вспыхнула. — Правда, я ожидала, что удар будет мощнее. Я думала, она снесёт и стену.
— Дайте ей время, — осипше сказал колдун.
— Хорошо, неважно, она и так будет полезна. — Королева обернулась к остальным: — Запомните вы все, время Темноты наступает. Конец тысячелетия означает конец мира. Но чтобы там ни произошло во Внешнем Мире, моё королевство останется навеки.
А маленькая девочка молча стояла и смотрела на то место, где только что стояла старуха. Её глаза были всё ещё широко раскрыты, зрачки большие и неподвижные. Лицо побелело, но оставалось бесстрастным. Майлз еле дышал.
“Ничего страшнее я не видел. — Он с трудом подбирал слова, мысли путались. — Она заставила тебя убить свою учительницу… Она заставила тебя сделать это. Твоя мать. — Он не знал, что ещё сказать. Майлз искал взрослую Дилосу в этом странном мире грёз. Ему хотелось поговорить с ней, увидеть её, обнять и утешить. — Мне так жаль. Мне жаль, что твоё детство прошло так ужасно”.
“Глупости, — отозвалась Дилоса. — Меня учили быть сильной. И лишь это имеет значение”.
“Ты росла без любви”, — сказал Майлз.
“Любовь — удел слабых. Иллюзия. И она может оказаться гибельной”.
Майлз не знал, что ответить ей.
И он поменял тему:
“А все эти разговоры о конце тысячелетия и конце света — что это значит?”
“Именно то, что сказано. Пророчества исполняются. Мир людей бредёт к своему концу в кровопролитии и мраке. А Обитатели Ночи будут править миром”.
“И ради этого они превратили шестилетнюю девочку в орудие убийства?” — мелькнула у Майлза осуждающая мысль.
Она не предназначалась Дилосе, но Майлз чувствовал, что она услышала.
“Я — то, что я есть, — сказала она. — И я не хочу быть ничем другим”.
“Ты уверена?”
Майлз огляделся вокруг. Он не очень понимал, что именно ищет… но что-то… хорошее, доброе… чтобы доказать ей… В кристалле вспыхнул новый эпизод.
Дилосе исполнилось девять. Она стояла перед горой больших валунов, каждый из которых был размером с небольшое авто. Её мать возвышалась над ней.
— Пламя! — скомандовала королева и девочка подняла руку.
Полыхнул синий огонь. Камень взорвался и превратился в пыль.
— Ещё!
И другая скала разлетелась вдребезги.
— Больше мощности! Ты не стараешься. От тебя нет пользы!
Целая груда камней взорвалась. Поток синего огня всё лился и лился. Он уже охватил рощу за камнями и, расплавляя сланец и гранит, крушил склон горы, как огнемёт сжигает деревянную дверь.
Улыбнувшись, королева одобрительно похлопала дочь по плечу:
— Так-то лучше.
“Нет. Это ужас! — возмутился Майлз. — Это совсем не то! Гляди, что такое семья”.
И он оживил воспоминания своего детства. Конечно, семья Нил не была какой-то особенной. У них тоже были скандалы, и иногда весьма неприятные, но было и много хороших моментов. Он выбрал их. Он показал ей свою жизнь… и себя. Как он хохотал, когда его папа смешно надувал щёки, разжигая костёр во время привала в горах. И как он нанюхался скипидара. А вот он рискованно взгромоздился на раму велика, Мелони крутила педали, и они с визгом летели с горы… Как он рассматривал волшебные цветы, распускающиеся на картинах, которые писала его мать. И как просыпался утром оттого, что шершавый горячий язык лижет его лицо, и видел свою болонку Джину, пыхтящую от счастья… и задувал свечи на торте в день рождения… и устраивал засаду, выскакивая из-за двери с наполненным водой ружьём и поливая Мелони…