— Ну где? Куда идти-то? Заблудиться можно в этих хоромах, итить твою ж… — ворчал второй. Лицо у него было, как принято говорить, помятым. От недосыпа. Синяки под глазами, серость кожи да изрядная худоба словно вторили его раздраженным словам, придавая всему образу вид мрачный и готический.
— В спальню, — сухо ответил первый. Ростом он был пониже да в плечах пошире, коренастее своего коллеги. Лицо выражало железное спокойствие. Такого хоть среди ночи подними — надо, так надо. Ни скулежа, ни жалости к себе от него не услышишь — рабочая машина без сменных батареек.
— Та-а-ак! Кто сегодня дежурный? А-а-а, все равно. Арбузова надо вызывать, — прохрипел длинный, как только зашел в просторную комнату.
— Думаешь?
— Хм, — ухмыльнулся тот, — на такое только его. Тут еж мое… Сам пусть разбирается.
Коренастый только молча кивнул, отошел в сторону и стал набирать чей-то номер на мобильнике.
Длинный же продолжал осматривать помещение. В комнате стоял полумрак. Сквозь толстые шторы, водопадом струящиеся от тяжеловесных карнизов до самого пола, едва просачивался свет. Но внимание опера приковала широкая кровать, на которой искромсанная плоть куском мяса утопала в кровавой луже. Вывернутый наизнанку глаз, мягкие сгустки мозга, разбросанные на подушке. Белеющий сквозь разорванный рот оскал. И рядом со всем этим месивом в той же промокшей насквозь и хлюпающей постели сидела, поджав к груди и крепко обхватив руками коленки, молодая девушка. Все лицо, руки, ноги перепачканы кровью. Цвет волос не разберешь — склеенные в сосульки, они сливались с остальной гаммой. Можно предположить, что блондинка, судя по редким выбившимся пучкам, поймавшим не так много брызг.
Длинный в задумчивости глядел на девушку. Он и сам не мог понять, чему больше удивлялся. Что она осталась жива? Почему ее не прирезали так же, как этого бедолагу? А может, это она его? Тогда чего не сбежала? Или странный отсутствующий взгляд? Глаза, такие удивительные, кристально голубые, но ничего не выражающие, смотрят в точку. Пугает побольше рядом лежащего фарша, ей-богу.
Кто-то из группы не выдержал, подошел и накинул на девушку попавшийся под руку плед: «Голая ж совсем, ну деваха…»
— А эту допрашивали уже? — спросил Арбузов, уткнувшись в свои бумаги и черкая что-то карандашом на полях.
Он прибыл через полчаса после звонка. Наспех накинутая куртка, трикотажная шапка набекрень и оголенная шея — свидетели утренней спешки. Арбузова не так часто дергают по вызовам. Если пришлось сорваться, значит, дело серьезное. А увиденная картина это подтвердила, только не порадовала. Ой как не порадовала.
— Да не говорит ничего, — пожимая плечами, ответил коренастый, — вообще ни на что не реагирует.
— Нда… Психушки нам еще не хватало.
Арбузов — старший следователь со стажем. Давно бы ушел на заслуженный отдых по выслуге, да все доработать хотел хотя бы лет до шестидесяти. У начальства на хорошем счету, раскрываемость приличная, авторитет среди коллег — и уходить-то жалко, вроде и причин весомых нет. Только вот полсотни скоро стукнет, работать все тяжелее и тяжелее. Запала былого не осталось.
— Орудие нашли?
— Нет нигде, — виновато протянул длинный.
Арбузов поморщился, потер широким указательным пальцем переносицу и в задумчивости произнес:
— Придется повозиться. Здрасьте, жопа, новый год!
— Тебя назначили-то? — безучастно спросил опер, словно уже и сам знал ответ.
— Да… — протянул Арбузов, — скорее всего.
Тяжело вздохнув, он подошел к застывшей в одной позе девушке.
— Эй, алле, — проголосил он, махая перед лицом несчастной руками, — ну приехали, вообще реакции ноль. И что с ней делать?
— Геннадич, соседей мы опросили, — стал отчитываться коренастый, — протокол подписали. Труп предположительно хозяина квартиры. Соседи вроде как признали, но надо бы родственников найти. При девице документы были — племянница жертвы.
— Вот ведь кренделя какие, — изумился следователь.
— Ночью соседи слышали крики, стоны. Думали, мол, потехи прикроватные, так сказать. А потом вопли истошные пошли, вот они и вызвали полицию.
— Понятно, — протянул Арбузов, потирая пальцем переносицу, — ну хорошо. И это, давай родственников, друзей найди, опроси. Потом ко мне.
— Понял.
Тем временем Красноярск просыпался. По дорогам-артериям хлынул поток разномастных автомобилей. В другом конце протяженной части города, что на левом берегу Енисея, примерно в часе езды на автобусе от «синих крыш», в гордо возвышающихся над остальным городским массивом стенах университета начался новый день.