«Я не слишком хорош для его племянницы, я не слишком хорош вообще. В свои сорок я учу жизни молодежь, а сам так и не научился выживать в этом мире. Даже не способен распознать фальши. Сколько она меня уже обманывает? Сколько?»
Так и не сумев совладать со своими мыслями, он вернулся домой. По привычке ноги сами вели туда, где после рабочего дня его встретила лишь прохлада пустой квартиры.
— Ты что-то припозднилась сегодня, — заботливо произнес Герман, встречая жену.
«Интересно, рассказала ей Лена или нет?» — мучила его мысль.
— Да! Пришлось задержаться немножко, — как всегда, непринужденно заговорила девушка, — ну и денек выдался! Представляешь, шефу вдруг срочно понадобились отчеты за месяц.
— Чего это ему так рано? — подыграл Герман.
— Да поди пойми его, — сказала Марина и легким движением смахнула белокурую прядь с плеча.
Девушка суетилась на кухне. Подпевая под нос знакомую мелодию, проворно крошила лук.
— Он был старше ее, она была хороша. В ее маленьком теле гостила душа… парам-паба-пам, пара-ру-ру-ра, — пританцовывая, она пропускала забытые слова, — он любил ее, она любила летать по ночам.
Сковорода накалилась, квартира наполнялась разжигающими аппетит запахами.
— Я такая голодная!
«Как же она прекрасна и естественна в своей лжи!» — любовался Герман.
Еще один бесплодный день уступал надвигающейся ночи. Герман проклинал себя, пытался забыться во сне, не слышать… Желтые ногти отбивали умеренный такт, стук исходил из самого нутра, поднимался от глубин груди и бил в виски. С каждой попыткой закрыть глаза у него возникала омерзительная картинка: эти руки, руки не человека. Он встал с постели и побрел в кабинет.
— Слушать, слушать, слушать…
— Кто это? Кто здесь? — Герман всматривался в темноту, но никого не видел.
«Откуда эти звуки, — мысли бились в его сознании, ускоряясь с биением сердца, — кто здесь может быть?»
— Слушай! — прошептал кто-то совсем рядом.
Герман подошел к ноутбуку. Немой приказ исходил от него, неимоверная сила, которой невозможно сопротивляться. И как сопротивляться невидимому противнику? Как бороться, если враг твой — ты сам?
Вдруг в сознание ворвался крик, истошный женский крик. Герман помчался в спальню.
— Марина, Марина, ты в порядке? — В безумном припадке Герман тряс жену, крепко схватив за плечи.
— Да что с тобой? — пробормотала девушка. — Я уснула уже.
— Ты кричала? Что-то случилось?
— Я спала, ты что? Совсем? — Марина смотрела на него удивленно, с лица еще не сошла пелена сна.
— Ты ничего не слышала? — спросил Герман, немного успокоившись.
— Нет, все было тихо, — произнесла Марина, — спят уже все. Ты совсем с ума сошел со своими ночными похождениями.
Она отвернулась и вскоре уснула. А Герман остался сидеть у ее ног, прислушиваясь к каждому шороху, скрипу и вздоху. Иногда сон брал верх — Герман ронял голову, но резко вздрагивал, открывал глаза и продолжал бдеть над спящей женой. Он чувствовал взгляд за спиной, чье-то присутствие рядом. Некто здесь, дышит на пороге, ждет, выжидает.
— Герман! — тихо позвала Марина.
— Что? Что, дорогая? — отозвался он.
Девушка приподнялась над подушкой и повернула голову в сторону мужа. Он видел блеск ее прекрасных глаз, а через мгновение они вылились влажным сгустком на сорочку, оставив мокрые следы.
— Марина… — еле выговорил он.
Она протянула к нему руки. Бледная кожа ссохлась, бурыми пятнами расползлась по черепу и истлела, осыпавшись, словно листва с деревьев. Темные глазницы в белой кости все еще продолжали смотреть на Германа. Нижняя челюсть безвольно отвисла, и вместе с дыханием смерти из нее вырвался звук:
— Ты слышишь? Слышишь?.. Герман, да проснись же ты! Слышишь? Ты меня слышишь? — трясла мужа Марина.
— Ммм… Марина? Что это? Что это было?
Медленно сознание возвращалось к Герману. Картинка становилась реальнее — на него смотрели по-прежнему живые и голубые глаза жены.
— Ты совсем уже спятил! — раздраженно выговаривала она. — Уснул прямо в одежде, да еще и орал что-то. Вставай давай! Обед уже скоро.
— Что значит — спятил? Вообще-то я работаю, ты же знаешь! — Странное ощущение наполняло Германа, гнев распирал его и вырывался наружу, круша все преграды на своем пути. — Ты же сама мне твердила, что надо работать хоть по ночам! Что ты хочешь жить! Так на тебе! Пожалуйста! Чем ты теперь недовольна?