Ничто не будет прежним.
Глава 48
Охотник
— Где Эви? — спросил я Жнеца, когда тот поднялся ко мне на спутниковую тарелку.
Я сидел здесь, потягивая виски, прихваченный из Джубили, и с высоты смотрел на растянувшуюся вдалеке сферу.
Постоянное напоминание о том, насколько высоки ставки.
— Захотела побыть одна. Если ей будет что-либо угрожать, я почувствую.
Как будто бы я не держу ухо востро.
Я протянул ему бутылку.
— Наверное, она рада снова спать на нормальной кровати.
Я же не идиот. Понимаю, что эти двое, скорее всего, были вместе в этой кровати. Ревность разрывает на части.
Засунув руку в карман, я повертел в ладони одну из самых дорогих мне вещей: телефон, украденный у сводного брата. Я хранил его, вместе с диктофонной записью рассказа Эви о её жизни, в своём рюкзаке в пещере… merci mon Dieu[19]. Учитывая то, как Доминия и Эви недавно смотрели друг на друга, скоро только так я и смогу услышать её голос.
— Тебе, конечно же, не удалось её отговорить?
— Нет, стоит на своём.
— Я не отпущу её одну. Поеду без оружия, если придётся.
Смерть сделал глоток.
— Она просила проследить, чтобы ты не вмешивался.
— Но ты же не станешь её слушать?
— Как знать, — сказал он и в ответ на моё недовольное выражение добавил, — возможно, мы принесём больше пользы, отвлекая противника. Я мог бы выманить и убить нескольких зверей Фауны, а, если повезёт, даже спровоцировать Гейба пересечь границу сферы.
— Хочешь вернуться к сфере? Но если ты попадёшься, то убьёшь нас с Эви. Ты — бомба замедленного действия, помнишь?
— Я не попадусь, я слишком быстрый.
— Разве дело в скорости? Просто я не верю, что ты сможешь оставаться в стороне, если что-то пойдёт не так. Вот представь: на Эви напали волки, а тебе всё равно нельзя перейти черту.
— Держаться в стороне будет сложнее всего. Сражаться легко. Пойти на гибель легко. Сдержать порыв защитить её будет невыносимо. Но я соберу волю в кулак, — ответил он и протянул бутылку обратно.
Я отхлебнул виски и спросил:
— Императрица когда-нибудь в прошлых играх превращалась в ведьму насовсем?
— Она всегда была красной ведьмой. Никакого альтер эго попросту не существовало. Вечно красные волосы, вечно зелёные глаза.
И судя по рассказам, это была ужасная сущность. Так что же именно мы разворошили в Джубили? Во что Эви может превратиться уже завтра?
Новый порыв ветра пошатнул тарелку, стряхнув на землю груды снега. Я плотнее закутался в куртку и сказал:
— В одном Эви права. Ей необходимо попасть в замок.
— Если бы я обустроил запасное убежище, замок не был бы настолько важен. Я думал, что смогу предусмотреть всё, но не смог. Никто бы не смог. Я оставил своих жену и ребёнка беззащитными, а теперь всерьёз рассматриваю вариант, в котором ей придётся самой отвоёвывать замок.
— Неужели тебе никогда не приходила в голову мысль о запасном убежище?
— В прошлом такой необходимости не возникало. Я вырос в крепости, где сильный меч был гарантией защиты для всех. А я — самый сильный меч из ныне живущих. Так что спишем этот промах на самонадеянность.
— А я вырос в месте, где защиты было ждать не от кого, и рано понял, что жизнь непредсказуема. Так что спишем мою предусмотрительность на жизненный опыт.
— Сейчас он хорошо послужил тебе, смертный.
Примерно то же самое о моих жизненных трудностях до Вспышки говорила и Эви. Действительно ли все перенесённые невзгоды в итоге дали мне преимущество?
— Ладно, допустим, она убьёт Пола. Что дальше?
Неужели они думают, что я просто позволю им продолжить свою семейную жизнь? Ведь Эви нужна мне как воздух.
— К моему сожалению, у тебя больше шансов, — сказал он и озвучил мою собственную мысль, — ты единственный кроме меня, кто знает, каково это: так сильно её желать.
— Я понимаю, что ты хочешь вернуть её, вернуть свою семью. Но один раз я уже сошёл со сцены, и ты чуть её не убил.
— Да, — сдавленно ответил он.
После схватки с Рихтером я сказал Эви, что если буду уверен в Доминия, то не стану им мешать. А значит, мне нужно кое-что выяснить.
— Хотел бы я взглянуть на всю эту ситуацию с твоей стороны. Побывать в твоей шкуре.
Жрец посмотрел на сферу.
— Побывать в моей шкуре? Не советовал бы.
Теперь я чётко вижу, какой была его долгая жизнь. У меня самого не осталось родных. Не осталось близких друзей. Все, кроме Эви, умерли, а я живу дальше. Он живёт так два тысячелетия.